— В такое утро особенно остро понимаешь, как же хорошо жить! — с энтузиазмом произнес фон Доденбург, глядя на чисто выбритых, хорошо отдохнувших бойцов батальона, которые следовали мимо него.
— Вам повезло, раз вы можете так говорить, — с мрачным видом проронил Шульце. Его голова раскалывалась от водки, которую он в чересчур больших количествах поглощал накануне.
— Ну ладно тебе, Шульце! Не будь старым занудой! И не стой с таким лицом, словно ты сорок дней подряд мок под дождем!
Сержант Шульце взглянул на серое облако, которое повисло над далекими горами.
— Там на нас будет лить не дождь, господин гауптштурмфюрер, — пробормотал он. — А кое-что похлеще. Уж поверьте мне, господин гауптштурмфюрер!
Но в грохоте и реве танковых двигателей никто не расслышал его предупреждения. А если бы даже и расслышал, то не обратил бы на него внимания в это чудесное осеннее утро, когда перед всеми маячила соблазнительная перспектива новых успешных боевых действий и новой славы.
Над бескрайней равниной свистел ледяной ветер. Он обжигал щеки и кидал в лицо острые крупинки снега. После того, как бойцы «Вотана» сумели захватить ключевой мост через Дон и обеспечить переправу на противоположный берег реки, благодаря чему для немецких войск стало возможным проникнуть в Ростов, они вот уже на протяжении трех недель удерживали участок фронта длиной восемь километров вдоль течения Дона к северо-востоку от Ростова. После упорных ожесточенных сражений в живых осталось всего лишь около трех сотен солдат и офицеров. За эти три недели «Вотан» потерял больше людей, чем за все предшествующие месяцы боев.
Русские беспрерывно контратаковали. Бойцы «Вотана» отбивали эти удары, но при этом постоянно теряли новых людей и технику. Сейчас отражать врага стало особенно тяжело, поскольку наступили очень сильные морозы. Дон замерз; многие танки попросту стояли без движения, поскольку их было невозможно применять без специальных зимних смазок и особых составов, предохраняющих оптику прицелов от замерзания. А этих смазок и составов у «Вотана» не было.
Бойцы страдали от отсутствия теплой одежды. Несмотря на жгучие морозы, они так и продолжали сражаться в легких летних шинелях. Когда же эсэсовцы попадали в теплые помещения, то начинали тут же неистово чесаться — все поголовно были заражены вшами. Горячая пища выдавалась лишь один раз в день, — похлебка, сваренная из конины. Застывший на морозе хлеб приходилось разрезать пилой или рубить топором, а затем размораживать на костре.
