…Когда после лжерасстрела Крамарчука проводили мимо Штубера, тот подал знак, и полицай приказал сержанту остановиться.
— Сам Беркут что, уже за линией фронта? — спокойно, словно у старого друга-однополчанина, поинтересовался гауптштурмфюрер.
— Еще три дня назад переброшен туда, эсэс, — проговорил Крамарчук с закрытыми глазами, слегка покачиваясь при этом на носках. Лицо избитое; пышная, черная, без единой седины — что поразило Штубера — шевелюра источала густую кровь, остывающую в глубоких лобных морщинах. — При встрече велел кланяться.
— Одно время я считал, что его новое появление в этих краях — легенда. Думал, что это ты выдаешь себя за капитана Беркута. Но со временем… Кстати, почему ты назвал себя его кличкой?
— Так ведь это ваши полицаи признали во мне Беркута. Я всего лишь подтвердил. Чтобы не разочаровывать. Пусть потешатся. Снова распишут на всех столбах, что Беркут расстрелян.
— Вот такой вот замысел? — удивленно повел подбородком Штубер. — Оригинально. Это действительно правда, что Беркут получил чин капитана? Слух такой пошел.
— Почему слух? Сама святая правда. Десантники из Москвы приказ привезли. Звание, вместе с орденом Красной Звезды. Считаете, что не заслуживает?
— Если бы Москве потребовались мои рекомендации, Беркут получил бы их, — без тени иронии произнес барон.
— Так при случае и передам капитану Беркуту, что рекомендовали бы. Или, может, прикажете передать еще что-либо?
— Его действительно перебросили на советскую сторону?
— Какой мне резон врать? Переправили, конечно.
— Неужели самолет прислали специально для того, чтобы вывезти капитана Беркута?
— Теперь это уже никакая ни тайна. За ним действительно прислали самолет. Охраняя этот самолет во время его вынужденной посадки, — потому что его подбили зенитчики, — я и попал в руки вашим костоправам.
— Теперь это уже действительно никакая не тайна, — охотно поддержал его Штубер.
— Тем более что Беркута вы уже давным-давно «расстреляли», — насмешливо напомнил ему сержант Крамарчук.
— Ну что вы хотите? Полицаи, — презрительно объяснил фон Штубер. — Чего только не накрутят! Особенно если местное гестапо не проконтролирует.
Допрос все еще происходил в огражденном высокой кирпичной стеной дворе полицейского управления, куда Крамарчука вывели якобы для расстрела, и он все еще стоял без сапог, в мокрых, полуразмотавшихся портянках. Впрочем, это даже трудно было назвать допросом, настолько спокойно и ненавязчиво задавал свои вопросы Штубер, и настолько они казались теперь сержанту отвлеченными, ни к чему его не обязывающими.
