Зарек не видел ничего, кроме расплывчатых теней и пятен.
Не то чтобы его это заботило. По крайней мере, так он не видел собственного отражения.
Более того, его уже не беспокоили презрительные взгляды людей.
Зарек с трудом шел по старой, оживленной рыночной улице. Он едва мог согнуть правую ногу: ее ломали бесчисленное количество раз, не давая срастись правильно.
Теперь она стала короче левой. У него была раздражающая переваливающаяся походка, и он не мог ходить так быстро, как другие. С правой рукой было то же самое: она почти не двигалась, кисть не сжималась.
В работающей левой руке Зарек сжимал три четвертака. Эти монеты ничего не стоили для большинства римлян, но для Зарека были бесценны.
Валериус разозлился на Мариуса, и вышвырнул его кошелек из окна. Мариус заставил другого раба собрать монеты, но три из них не были найдены. Зарек узнал о них лишь потому, что они ударили его по спине.
Зареку следовало вернуть деньги, но попытайся он это сделать, и Мариус избил бы его. Старший из братьев не переносил его вида, и Зарек давным-давно выучил, что от него следует держаться подальше.
Что до Валериуса…
Зарек ненавидел его больше всех. В отличие от других, Валериус хотел помочь ему, но всякий раз, когда он пытался, его ловили, и мучения Зарека только увеличивались.
Также как и остальные члены семьи, он ненавидел доброе сердце Валериуса. Лучше бы он плевал на Зарека, как и все, потому что в конечном итоге, Валериуса заставляли избивать его сильнее, чтобы доказать, что он не слабак.
Зарек, влекомый ароматом свежего хлеба, проковылял к лотку пекаря. Аромат был чудесным. Теплым. Сладким. От мысли о куске такого хлеба сердце забилось чаще, а рот увлажнился.
Подходя ближе, он слышал, как люди осыпают его ругательствами. Видел, как их тени спешат отойти подальше.
Ему было все равно. Зарек знал, насколько отвратителен. Ему говорили об этом с самого момента рождения.
Имей Зарек выбор, он бы тоже от себя сбежал, но так уж получилось, что он застрял в этом хромом, израненном теле.
Мальчик просто хотел бы еще и оглохнуть, чтобы не слышать звенящих в ушах оскорблений.
Зарек подошел к тому, что как он считал, было молодым мужчиной, склонившимся над корзиной с хлебами.
— Убирайся отсюда! — прорычал тот.
— Пожалуйста, господин, — сказал Зарек, опустив расплывающийся взгляд в землю. — Я пришел купить кусочек хлеба.
— У меня ничего нет для тебя, выродок.
Что-то тяжелое ударило по голове.
Зарек настолько привык к боли, что даже не вздрогнул. Он попытался протянуть торговцу монеты, но что-то ударило его по руке и бесценные кусочки металла выскользнули из ладони.
