Споласкивать зелень я пошла мимо рачьего мешка. Два последних рака молодцевато и целенаправленно маршировали по направлению к речке. На всякий случай я заглянула в пакет- там вяло шевелился самый последний, мелкий и квелый. И тут я опробовала тот бросок, который побоялся совершить саньясин Гена - рак описал стройную дугу в сумеречном небе и с тихим плеском вернулся на историческую родину. Затем я плотно затянула проволоку на пустом пакете, вымыла укроп и с чувством выполненного долга отправилась его резать. Черный плотный пакет заботливо хранил в себе Великое Ничто.
Я крошила укроп мелко, с удовольствием. Кажется, даже насвистывала про себя «Янки дудль» - а потом, вымыв руки, ушла в выделенную мне палатку.
- Гена, тащи раков, вода кипит! - пропела грудь в итальянском купальнике.
- На старт! - подумала я.
- Бегу-бегу, несу-несу - отозвался жизнерадостный Гена.
- Внимание... - подумала я.
- ....твою мать! Кулек пустой! Раков - ни одного нет!
- Марш! - скомандовала я.
- Блин, а кулек целый! И проволока на месте... Как они просочились?
Я тихо вылезла из палатки, неся к костру кружку, наполненную овсяными хлопьями. Невозмутимо прошествовала сквозь метушню обездоленных буддистов, сосредоточенных уже не на потере, а на поиске козла отпущения. И подойдя к котлу, скромно спросила у Саши: «Вода закипела? Можно мне кипяточку, овсянку запарить?».
«Шайба в воротах! Большая победа советского спорта! Все прогрессивное человечество с восторгом празднует годовщину Октября - злорадно, с чувством глубокого удовлетворения мурлыкала я сама себе, сидя в сторонке от общества и жуя свою кашу - Нудельман, вы видите? Нудельман, вы видите это?»
Ночью, когда большие звезды уселись на цветы ирисов и летучие мыши взялись смахивать своими крыльями тени прошедшего дня, когда отстонали в своих палатках верные подруги саньясинов, а сами саньясины, похрапывая, наматывали себе на головы завтрашнее похмелье, ко мне пришел сон.
На алмазном лотосе, украшенном красным вымпелом «Победителю социалистического соревнования», восседал сам Соломон Брунович Нудельман. Сияющий диск над его головой рассекал Белый Треугольник Пустоты. У подножия лотосового трона толпились и галдели бодхисатвы помельче, из нынешних. Повелитель Пустоты загадочно улыбался, излучая в мир покой и принятие.
Когда гвалт, доносившийся до его ушей, становился невыносимым, Соломон Брунович вздыхал, приоткрывал глаза, и не слезая со своего алмазного лотоса, выписывал провинившемуся элегантный поджопник - чтоб бодхисатвы пива на работе не пили и почем зря впустую по Вселенной не шарились.
