- Я буду заботиться о детях - сказала Шпринца.
- Гит - сказал Аарон и улыбнулся.
- Но наш брак будет фиктивным, это не подлежит обсуждению. Мы будем жить в одном доме, как брат и сестра.
- Гит - ответил Аарон.
- И я не собираюсь запирать себя в доме, я не кухарка и я не нянька. У меня есть свои цели, и я не собираюсь приносить себя в жертву домашнему очагу.
- Гит - сказал Аарон.
- И я требую, чтобы меня воспринимали как человека, и относились ко мне, как к человеку, а не как к женщине - подвела итог Шпринца.
- Это все? - спросил Аарон. - Оллес гит.
И через месяц из Одессы приехало шпринцыно приданое. Белье, вышитое монастырскими швеями белым по белому, и один из трех серебряных столовых наборов Кригеров, на котором теперь красовались монограммы Шпринцы и Аарона Фрайбергов. И платья, от которых сходил с ума весь Могилев-Подольский - и даже мадам Раппопорт, которая приобретала себе туалеты только в Париже, очень высоко их оценила. И граммофон, с набором пластинок Шаляпина и Собинова. И серебряный несессер, работы фабрики Овчинникова. И конечно же, самая современная модель швейной машинки «Зингер».
И Шпринца, после тихой и малолюдной свадьбы - Аарон объяснял, что он все-таки вдовец, - после тихой и малолюдной свадьбы, которая так и не завершилась брачной ночью - взялась за дом и за детей. Когда у женщины есть воля, есть ум и есть направление - это не всегда плохо. Не будем приводить в пример пророчицу Дебору или Голду Меир, есть много очевидных фактов в истории, когда еврейская женщина брала все в свои руки, и это все в ее руках оказывалось на своем месте. В доме Фрайбергов царил порядок, дети обожали свою приемную мать, Аарон наслаждался чистотой, вкусной здоровой едой, миром и уютом. А Шпринца успевала и сходить с кухаркой на базар, чтобы проверить цены, и залезть на шкаф, чтобы посмотреть, вытерта ли там пыль, прочитать «Биржевые известия», чтобы подсказать Аарону, если ему будет нужен толковый совет, сыграть детям что-нибудь на пианино и проверить, как они сделали немецкие уроки. Она сама чинила и перешивала все, что нужно на «Зингере» из своего приданого, а иногда от начала и до конца создавала себе такие платья, что никто не догадывался, что они не из-за границы.
Но если кто-нибудь думает, что за всем этим она забывала свое призвание и цель, так нет! Теперь Шпринца посвятила себя открытию в Могилеве-Подольском еврейской гимназии и вкладывала в этот проект всю душу. Она заручилась поддержкой Бродского из Киева - того самого Бродского, он тоже был какой-то дальний родственник. Кригер, счастливый тем, что удочери все в порядке, готов был давать денег без ограничений. А мадам Раппопорт, новая могилевская подруга Шпринцы, готова была ради этой цели не только вытрясти мошну своего мужа - первого богача в городе, но и носиться со Шпринцей по делам гимназии с утра до ночи, и строчить письма на августейшее имя пачками.
