И говорил это таким тоном, будто предупреждал о ненастной погоде, грозящей простудой.
— Скажи, Воронин, как на твое понимание? Глухому, надо думать, в бою все кажется нормально тихим и, пока его не заденет, психовать ему не от чего? — спросил солдат-бронебойщик громко, оттого что в ушах его торчала вата.
— Напротив, — возразил Воронин. — За счет потери одного из органов восприятия у человека развиваются другие, которые компенсируют утрату. В сущности, природа человека настолько богата, что при известной настойчивости всегда можно переключить нагрузку с одного органа восприятия на другой. — Произнес благоговейно: — Человек — самое величайшее, дивное создание материи. Нет большего чуда, чем человек.
— А это чудо калечат, гробят почем зря. — Солдат приложился к бронебойке и выстрелил по амбразуре дота.
— Извините, — морщась от звонкого выстрела, сказал Воронин, — но в данной исторической ситуации для нас понятие человека неотторжимо от того, во имя чего он взял в руки оружие.
— Правильно, — одобрил солдат, — тебе бы политруком быть!
— Видите ли, я вступил в партию здесь, на фронте, по сугубо личным побуждениям, полагая, что, став коммунистом, я, ну как бы это пояснить, буду предъявлять к себе более высокие требования. И это будет мне содействовать легче преодолеть барьер страха за свою жизнь.
— Ну и помогает?
— Представьте себе, да!
— Правдивый ты человек, Воронин. Вот что.
Воронин сказал сконфуженно:
— Мне, конечно, приятно это о себе услышать. Но я думаю, что обстановка, в которой мы с вами, находимся, исключительно благоприятна для того, чтобы каждый из нас пытался стать лучше, чем он есть, ибо может случиться, что в дальнейшем для этого не окажется условий.
— Если убьют, так, что ли?
— Да, я это имею в виду. — И, улыбнувшись, Воронин добавил: — Очень хочется использовать остающееся время, чтобы радоваться человеку.
Бронебойщик задумался, потом сказал:
— Спасибо, обнадежил.
— Позвольте, чем?
— Да, выходит, тем, что мы как были людьми, так ими и остались. И война нас не подпортила.
— Совершенно верно, — радостно согласился Воронин. — Вы меня правильно поняли.
Сидя в одной щели вместе с Ворониным во время длительного вражеского артобстрела, Рябинкин спросил:
— Вот вы, Павел Андреевич, по движению губ знаете, какие слова человек произносит, а по почерку понять человека можете?
— Такие способности приписывают себе графологи. Но мне думается, это шарлатанство.
— Значит, не получится отгадать?
