И недвижные, немо зияли глубины,
И нависли, как стены бездонной равнины,
Толщи мутно мерцавших и зыбких зеркал,
И, обрушившись россыпью звезд, ослеплял
Жутким блеском, сиянием адских огней
Грозный шквал, извергались фонтаны смерчей,
Вал над валом вставал из кипящей пучины,
Пирамидам подобно, взмывали вершины,
Полыхали на них огневые зарницы
И буравили небо. Готов расщепиться
Был, казалось, корабль, и в коловращенье
Носился, и, словно землетрясенье
С корнем вырвало дерево, бриг затрещал:
Вихрь его завертел, и безумствовал шквал.
С неба хлынул поток раскаленных шаров,
Тотчас мачту обуглив и вмиг расколов.
Хлещет в щели погибель. Неживая громада,
Словно труп средь песков, что приметы распада
Заметают усердно, качалась средь волн.
Был уже до краев трюм расколотый полн, —
С треском вздыбился палубы нижней настил,
Будто лед на озерах весной растопил
Зной пустыни. Но кто на другой уцелел?
Друг на друге распластаны грудою тел,
Как в могиле одной, у фок-мачты лежат
Все матросы. Поодаль от страха рычат
Тигры, два близнеца, покорились стихии
Прежде буйные хищники, ныне — ручные.
Кто остался еще на дощатом настиле?
Девять долгих недель пролежал в мертвом штиле
Стройный бриг. Ярость солнца губила их днем,
И, казалось, луна полыхала огнем.
Но клубился свинцовый туман в глубине:
Вспыхнул мор и пополз, будто порча в зерне,
Расползалось повсюду дыхание гнили,
В парусиновых саванах к борту тащили
Полумертвые мертвых. Свирепствовал мор.
И бросали умерших в кишащий простор,
Где шныряли акулы и саваны рвали,
Словно манной небесною их осыпали,
Как Господь иудеев в пустыне. Безлюдно
Стало вдруг на борту многолюдного судна,
И когда собралось войско туч грозовых,
Только семеро их оставалось в живых.
Шестерых из них молния насмерть сразила:
Почерневших, как мумий, на досках настила
Всех отметило Время глумливым клеймом,
И засел, будто острая пика, в седьмом
Обломок от мачты: на руине — руиной,
Словно символ крушенья, он повис над пучиной.
Кто еще? Только женщина, что затмевает красой
Звездоокое небо, когда над водой
Солнце стелет свои золотистые кудри, —
Защищая дитя от неистовой бури,
Белокурого мальчика держит она,
У руля притулившись. Ребенку смешна
Ярость грома и моря, при виде зарницы
Он хохочет и тигров зовет порезвиться.
Радость брызжет огнем из мальчишеских глаз,
Скорбной матери взгляд безвозвратно угас.
«Успокойся, дитя, и засни глубоко –
В сладком сне тебе вынести будет легко
Все мученья, что посланы страшной судьбой,
Но страшнее стократ, что ты должен со мной
