— Я никто. И если бы даже она как-то особенно хорошо относилась ко мне — чего на самом деле нет, — то не допустила бы, чтобы хоть капля каких-то сведений просочилась наружу. В смысле, посмотри, как она обращается с… — Клер резко смолкла, чувствуя, как заколотилось сердце. Она чуть не сказала «с Мирнином», что было бы ужасно. — С Сэмом.
Это тоже соответствовало действительности, но Моника наверняка заметила заминку. Недаром она выдержала долгую паузу, прежде чем продолжить разговор.
— Неважно. Суть в том, что ты у нас знаменитость, и если я буду общаться с тобой, меня заметят нужные люди. И одновременно я сумею угодить Оливеру. Вот все, что меня заботит. Ты права, я не стремлюсь, чтобы мы и впрямь стали лучшими подругами, обменивались нарядами и делали одинаковые татуировки. Друзей у меня полно. Мне нужны союзники. — Она отпила кофе, не сводя настойчивого взгляда с Клер. — Оливера интересует доступная тебе информация, да. И это, — она похлопала по собственному браслету, — залог того, что я буду делать, что он велит, иначе…
— Иначе что? Моника опустила взгляд.
— Ты же знаешь его. В лучшем случае он сам сделает со мной что-нибудь нехорошее. В худшем… продаст кому-нибудь.
— Для тебя это хуже?
— Да. Это будет означать, что мне придется иметь дело с кем-то из низкопробных вампов, неспособных заполучить под свое крыло достойных людей. Это будет означать, что я лузер. — Она по-прежнему смотрела вниз, беспокойно вертя в руках чашку. — Звучит мелко, знаю, но здесь это вопрос выживания. Если Оливер отфутболит меня, я останусь с уродами и психами, с которыми по-хорошему не договоришься. Мне еще повезет, если я просто сдохну. В противном случае я стану «сосиской» для какого-нибудь вампира, наркоманкой, в которой едва теплится жизнь.
Она говорила все это таким сухим, прозаическим тоном и одновременно так напряженно, что Клер поняла — эти мысли действительно не дают ей покоя. Ничего не скажешь, падать ей придется высоко — от обожаемой дочки мэра до жалкой наркоманки, старающейся обеспечить себе защиту, ублажая какого-нибудь сексуального извращенца и к тому же вампира.
— Ты можешь занять нейтральную позицию. — Клер испытывала странное сочувствие к Монике — несмотря на все, что та сделала. В конце концов, она ведь родилась здесь и вряд ли имела реальную возможность выбирать, кем быть и как поступать. — Некоторые так и делают, верно? Разве их не оставляют в покое?
Моника презрительно улыбнулась, и та человечность, которая почудилась Клер в ее облике, исчезла.
