Что это со мной? Я — как пьяный, голова кружится, а я ведь ничего не пил. Что же это? Это — свобода!
Гюлен(выходя из дома). Уф! Чуть не задохнулся, надо проветриться.
Человек, стоящий на часах. Это ты, Гюлен? Что они там делают?
Гюлен. Что делают? Говорят, говорят. А! Проклятые болтуны! Как примутся нанизывать фразу на фразу — ничем их не остановишь... Демулен несет невероятную чепуху, пересыпая ее латынью. Робеспьер мрачен и призывает всех к самопожертвованию. Они все ставят под вопрос: законы, общественный договор, разум, происхождение мира. Один объявляет войну Богу, другой — Природе. А когда надо подумать о том, что идет настоящая война, как отвратить опасность, все молчат! Решать? Пусть, мол, все решится само собой: никто ведь не беспокоится, когда идет дождь в Париже. Пойдет, да и перестанет. Так вот и они рассуждают, фразеры проклятые!
Человек. Не нужно ругать их! Уметь красиво говорить — это ведь тоже хорошо! Иной раз скажут словечко, так насквозь тебя и проймет. Даже дрожь по телу проходит. Тут можно и разрыдаться и на родного отца руку поднять! Кажется, ты всех сильнее в мире, вроде господа бога! Что поделаешь — каждому свое! Они думают за нас. Наша обязанность — действовать за них!
Гюлен. Попробуй тут действовать!.. Видишь? (Показывает на Бастилию.)
Человек. Огоньки перебегают по левой башне. И там наверху не спят вроде нас. Наводят красоту на свои пушки.
Гюлен. А наши пушки где? Нет, мы не сможем сопротивляться.
Человек. Посмотрим.
Гюлен. Что ты сказал?
Человек. Я говорю: посмотрим. Стая скворцов забьет и коршуна.
Гюлен. Ты оптимист.
Человек. Такова уж моя натура.
Гюлен. А ты, видать, недалеко ушел с твоим оптимизмом.
Человек(добродушно). Вот тут ты прав! Удача мне несродни. С тех пор как я себя знаю, не могу припомнить, чтобы хоть раз удалось то, что я задумал. (Смеется.) А, пропади все пропадом! Я всего натерпелся на своем веку! Что поделаешь, не для одних радостей мы на свет родились. В жизни все перемешано — бывают и хорошие и плохие дни. Только я не теряю надежды. Конечно, иногда можно и просчитаться. Но сейчас, Гюлен, я чувствую, что дело к хорошему клонится. Ветер переменился. Фортуна повернулась к нам лицом.
Гюлен(насмешливо). Фортуна, говоришь? Ты бы попросил у нее обувку-то поприличнее.
Человек(рассматривая свои босые ноги). Я предпочитаю свою обувку башмакам Капета. Я и босиком дойду, если понадобится, до Вены, а то и до Берлина. Ох, и солоно тогда придется королям!
