Злые бесенята, превратившиеся в испуганных зверьков, стадом метнулись назад, к днепровским обрывам. Перед ними в голубом свете над темным кольцом бузины и сирени подымались белые стены Святой Троицы.
Стадо метнулось к квартире «галушек». Ворота были на запоре. Топот и свист приближались. Стадо метнулось к домику просвирни. Домик спал безмятежно. Калитка — на запоре.
Стадо метнулось к резным воротам церкви…
В переулке раскатисто кракнул выстрел…
Володька Черный поставил ногу на широкую клямку церковной калитки. Клямка подалась книзу, звякнула сталью и застыла. Володька подпрыгнул, на мускулах поднялся, держась за деревянные острия, венчавшие резную калитку. С ловкостью убегающего труса он спрыгнул на церковный двор и сбросил тяжелый засов, запиравший калитку. Теперь испуганные мальчишки метнулись внутрь ограды.
Они опустились на корточки и прижались к белым стенам церкви, как цыплята в момент тревоги прижимаются к наседке.
— Сюда не посмеют! — прошептал Козявка. — Сидите смирно!
Но у ограды уже гудели взволнованные голоса.
— А если посмеют? — спросил Салтан.
— Не посмеют! — настаивал Козявка.
— А если это те… сто пятьдесят?.. Слышал выстрел?
Чугунный засов зазвенел у ограды.
Испуганными шариками покатились мальчишки вдоль белой стены. Лестница на крышу церкви показалась спасением. Как обезьяны, быстро-быстро, не считая ступенек, помчались все восемь наверх, на обрывистую шатровую крышу.
— А если полезут и сюда? — стучал зубами Салтан. — Сто пятьдесят… Слышал, они стреляли?
И, плохо соображая, к чему это может привести, мальчишки оттолкнули высокую, связанную из двух, лестницу, которую подготовили днем маляры. Лестница постояла на двух ногах, секунду дрожала, как живая, а затем тяжело упала в густую траву.
На улице, с переливами, тревожно и торжественно в одно и то же время, плескался в лунном свете переливчатый полицейский свист.
Ему отвечали далекие приближающиеся свистки, и вскоре вся ближняя часть города засвистала, запела по-соловьиному, и тревога широкими шагами пошла по улицам, вниз к Святой Троице, и внизу, в ответ на свистки, все чаще кракали, терзая воздух, чьи-то редкие выстрелы.
— Вот теперь городовые свистят, — прислушивался Салтан. — Слышишь, вон там с переливами? Это Гончаренко!.. Наш городовой! Позвать его? — И он приложил руки рупором ко рту.
— Молчи, дурак! — обругался Козявка. — Тоже удовольствие — спектакль бесплатный.
— И какой идиот сбросил лестницу?! — возмутился задним числом, несколько успокоенный близостью городовых, Казацкий. — Как мы теперь выберемся?
