Кострова он одолевал просьбами о рекомендациях и поддержке.
Теперь его занимала мысль об одной грандиозной авантюре. Он прослышал, что крупный могилевский помещик попал в затруднительное положение и намерен продать строевые леса в верховьях Днепра.
— За бесценок пойдет, — громогласно уверял отец Василий, дыша в лицо собеседнику. — А лес, лес!.. Дерево к дереву. Купить — и все сразу под корень! — Он ронял выразительным жестом стакан и, не смущаясь, кричал. — И в плоты! И на юг! Все на юг, к Екатеринославу. Знаешь екатеринославские, кременчугские цены?! Ну вот… Оборотный капитал только нужен.
Тут он припадал слоновыми плечами к спинке стула. Оборотного капитала у отца Василия не было. Это и было единственное трудное место.
Крючковатый, могущественный нос черными волосатыми жерлами ноздрей глядел в потолок. Липкая гривка редких волос спадала как раз на жирные пятна на плечах. Ноги в сапожищах ерзали под столом. Он сопел и долго крутил папиросу…
— Есть же деньги у людей! — стучал он негодующе кулаком. — Тут процент — во! — он расставлял ручищи на всю комнату. — Только привлечь надо…
Но, выпив «до слез», он забывал о делах. Достигнув таким путем душевного равновесия, он подсаживался к роялю и часами бренчал, напевая старинные украинские песни.
Увидев, что с Костровым сегодня не договориться, и покончив со вторым графинчиком, он перебрался к инструменту и низким басом запел:
Гнавься киньми засидатель
На чию сь биду, —
Заломывся середь ставу
На тонким лёду…
Матильда Германовна поставила ему на шатком столике чай, лимон и сахар, а Мартын Федорович, поднявшись, буркнул:
— Ну, я на полчаса… на боковую…
И ушел в спальню.
Отец Василий, прищурившись, смотрел на свернувшегося в углу дивана Андрея.
— Учишься? — спросил он, не переставая напевать.
— Учусь.
— Ну, учись.
Могучий аккорд, от которого содрогается рояль. Пропев еще два куплета, отец Василий густо высморкался и опять спросил:
— Котельников Васька в твоем классе?
— В моем. А что?
— Счастлив, сукин сын. В люди выйдет. Пойди угадай…
— А что?
— Вот то… это самое… Из нашей деревни… А где живет?
— На квартире.
— А кто платит?
— Отец, наверное.
— Ха-ха-ха! — загрохотал священник и даже перестал петь. — Этот заплатит. В одном кармане вошь на аркане…
— А кто же платит?
— Много будешь знать — состаришься.
Андрей обиделся за друга. Круто повернулся и вышел из комнаты.
Поп поднялся во весь свой невероятный рост.
— Матильдушка! — облапил он экономку. — Так как же? Переходи ко мне… Холить буду… Лес продадим…
