Пели негромко, но стройно, как поют только на Украине: голоса сходились, расходились, перекликались между собою и опять сливались в одну слаженную, поднимающую и волнующую струю:
Тыхо, тыхо Дунай воду несе,
А ще и тыше дивка косу чеше…
Чеше, чеше та и на Дунай несе! —
звонким серебром выводил семиклассник Бабенко, великовозрастный болван, обладатель прекрасного тенора.
Миша Гайсинский сидел на носу и, наклонившись над водой, следил за серебристыми разводами небольшой гладкой волны, которая вырастала на поверхности от движения баркаса.
Вечер еще ниже склонил к воде тени густых ив, высоких тополей и небольшой водяной мельницы у запруды.
— Ребята-а-а! — загудел над озером чей-то могучий бас. — Ужин-а-ать! Опоздавшие оста-а-нутся без мороженого-о-о!
— Андрюшка, правь к берегу, — завопили мальчишки. — Серьезная опасность!
Козявка и Ливанов, сидевшие на веслах, приналегли, и баркас двинулся к пристани. Очищая на ходу брюки и сапоги от приставшего песка, громыхая ступеньками деревянной лестницы, повалили гимназисты на веранду.
Миша Гайсинский остановился у крыльца, не зная, идти ли ему за стол или скрыться в свою комнату. На веранде и в гостиной шумно двигали стульями. Не затихали оживленные голоса мужчин и женщин. Хозяйка сама рассаживала гостей, стараясь угодить всем.
Окна в сад и на веранду были раскрыты во всех комнатах. В зале кто-то бойко бренчал на рояле, а в угловой комнате из граммофонной трубы лился бодрый, бравурный марш какого-то гвардейского полка.
— Мальчики! Ваше место на веранде. Вам тут будет свободнее, — командовала хозяйка. — Все уже пришли? В саду никого не осталось? — Она облокотилась на перила крыльца. — Миша, а вы что же стоите? Идите сюда. — Она сошла вниз, взяла Мишу за руку и усадила за стол.
Столы уже были уставлены закусками, фруктами, графинами и цветочными горшками. Лакеи, наклоняясь к уху гостей, угодливо шептали названия вин.
— Мне безразлично, я, собственно, не пью… — нерешительно сказал Миша, но лакей наливал ему в бокалы белое, а затем и красное вино. Миша выпил и то и другое, и в голове начался легкий шум. Огни заколыхались в тумане, и лица соседей показались приветливыми и ласковыми. За стеклянной стеной веранды шумно ужинали взрослые. Все двери и окна были настежь. Но гимназисты кричали так дружно и громко, что нельзя было разобрать, о чем говорят в столовой.
Миша сидел лицом к взрослым. Посредине самого большого стола, в туго накрахмаленной рубашке, сидел Савицкий. Он то и дело брал у лакея бутылку или графин со стола и сам подливал вино двум важным дамам-соседкам. Рядом с ними сидел директор гимназии с широкой орденской лентой через плечо. Здесь была вся городская аристократия. Молодежь сидела за маленькими столиками, которые были расставлены по углам большой комнаты и отделены друг от друга и от большого стола зеленью пальм и фикусов в крашеных деревянных бочонках. Мише казалось сейчас, что здесь собрались очень хорошие люди. Они так приветливо улыбаются, так дружелюбно наклоняются друг к другу, так охотно наливают вино, подают блюда, тарелки и судки с соусами и закусками, так скромно извиняются, если в тесноте кто-нибудь заденет соседа.
