«Ах, какой шалун, какой шалун у меня сын! Такой большой, но ведет себя, как маленький. Но он такой веселый, такой остроумный!»
А о Мише она думала:
«Положительно умный мальчик. Как он удачно держит себя с Колей. Ласков и вместе с тем так настойчив. Сын портного, но не лишен такта. Жаль только, что еврей!..»
Девятого мая, в день именин Коли, в имение съехались гости. Чистый двор наполнился колясками, экипажами, бегунками, линейками. Лошади не поместились в конюшнях и стояли у привязи под открытым небом. Из города привезли лакеев, из деревни пришли девушки ощипывать птицу, мыть посуду, крутить мороженое.
Раскрылись помещичьи шкафы, хрусталь застывшими струями горной реки, тысячами огней засверкал на белых скатертях. Матовые серебряные ведра слезились ледяной росой. Из-под салфеток глядели тупые золоченые головки толстостенных бутылок Мумма и Редерера.
Гости рассыпались по саду. Молодежь пустилась на рассохшемся низкобортном баркасе по озеру, и девушки, рискованно наклоняясь за борт, старались поймать на ходу стебель водяной лилии с еще не распустившимся желтым бутоном.
Мужчины дымили сигарами на веранде и в кабинете хозяина.
Мишу уговорили остаться на ночь.
— Завтра не надо ехать в гимназию, — уговаривала хозяйка. — Будет прекрасный ужин. Будет очень весело, будут петь и играть.
Посланная за гимназистами еще утром линейка вернулась к вечеру нагруженной до отказа. Мальчишки немедленно помчались к воде. Салтан, Андрей и Ливанов предложили себя катающимся на баркасе в качестве гребцов. Салтан подмигнул Андрею, и гребцы стали так раскачивать баркас, что девушки и взрослые гости предпочли покинуть столь шаткую почву.
Завладев баркасом полностью, Андрей и Салтан крикнули клич, и баркас наполнился гимназистами в мундирчиках.
Опять скользил баркас по быстро темнеющей глади озера. Гимназисты брызгались, насильно высаживали менее расторопных товарищей на заболоченный пустынный берег озера. Невольные Робинзоны сперва неистовствовали, затем пытались найти обходную тропу, но, замочив начищенные для вечера ботинки, возвращались назад и терпеливо ждали, когда, наконец, сжалятся над ними шалуны товарищи и вновь перевезут в сад.
Над прибрежными ивами поднялся остророгий месяц, гимназисты угомонились и с песнями поплыли по заросшему водорослями озеру.
Андрей, славившийся искусством кормчего, сидел на руле. Подобрав полы мундирчика, он медленно мешал веслом тяжелую, темную воду. Два гребца лениво опускали и поднимали блестевшие на луне весла.
