Бакунин
Отчего же, Солнце свидетель, те ребята стреляли по ногам Монтанелли? Разве не лучше было бы прикончить его выстрелом в рот?
Возможно, и так. Однако это было бы и тяжеловеснее. Мрачнее, угрюмее. Покалечить же гада имело более глубокий и сокровенный смысл - по ту сторону мести, за рамками наказания. Вот они и подстрелили его, фашистского журналиста и лакея боссов. Весёлые парни!
Покалечить - значило заставить его хромать, а тем самым - помнить. Покалечить - отличное, умное предприятие, не то что стрелять в рот и глядеть, как куски мозга разлетаются через глазницы.
Товарищ, ты, что каждое утро в сером тумане бредёшь в клоаку фабрики, или ныряешь в нутро офиса, чтобы узреть там те же хари: прораб, гнусный надсмотрщик, шпионящий за каждым мгновением, стахановец-с-семью-выблядками-заморышами, которых нужно кормить-поить, начальник, урод-соглядатай... Ты, товарищ, чувствуешь необходимость революции, борьбы, физического столкновения, может быть, даже смертельного. Но вместе с тем ты знаешь, как нужны тебе радость, восторг, восхищение - прямо сейчас, здесь, на месте. И ты вынашиваешь эту радость в своём воображении, когда идёшь, склоня голову в тумане, или часами стоишь в электричке, в трамвае, когда задыхаешься в белом чаду офиса - во всех этих отделах и отсеках гигантского механизма капитала.
Сфабрикованная радость: выходные, праздники, ежегодные отпуски, разрешённые и оплачиваемые боссами - не что иное, как любовь за деньги. Это ли любовь, друг? Сотни теорий, собранных под цветными обложками, брошюры, революционные издания... Ты должен делать то и это, товарищ, видеть вещи так и эдак, как повелел один или другой авторитет. Вот они - учёные, писатели, мудрецы - подлинные знатоки и толкователи, люди с большой буквы, их имена - на гнетущих томах и газетных разворотах...
Сама необходимость держать эти тома под рукой, в памяти, на полке - часть общей литургии. Не знать их, говорят тебе, - ошибка, подозрительное невежество. Их следует иметь при себе, на всякий случай. Иногда, поскольку тома тяжелы, ими можно припугнуть непослушных. Это называется: здоровое, хотя и не новое, утверждение весомости революционных текстов прошлого (и настоящего).
В этих томах нет ничего, относящегося к радости. Суровость монастыря сродни той атмосфере, которая окутывает эти страницы. Их авторы - жрецы революции, проповедники мести и наказания - проводят своё время, взвешивая на весах духов порицания и воздаяния.
