То же касается школы. В девятнадцатом веке мы ясно увидели её границы, её несостоятельность и выступили за либертарную форму образования, которую сейчас пропагандируют интеллектуалы системы. Однако способны ли мы понять, что происходит в нынешней школе? Наша критика в этой области находится в замороженном состоянии.
Уровень анархистского анализа сегодня не соответствует быстрым изменениям, происходящим в обществе и экономике. Анархистская критика новейшего производства ничтожна, а настаивание на методах и идеях анархо-синдикализма только заводит в тупик.
По нашему мнению, новые реальности не могут быть поняты с помощью старых анализов, даже если эти анализы были правильны в прошлом. На базе устаревших анализов проблематично атаковать сегодняшнюю систему - она опережает нас. Пример семьи здесь показателен. Когда-то мы выявили репрессивные функции этой институции, но сейчас не можем прийти к необходимым заключениям.
Перед лицом тех молодых людей, которым нужен весомый довод, чтобы не рисковать жизнью просто так, мы не знаем, что сказать. Другие дают молодёжи свои ответы, и хотя мы понимаем, что эти ответы - ложь, молодые принимают их за чистую монету, растрачивая тем самым свою освободительную агрессию и превращая себя в послушные инструменты власти. Где же наше воображение и наша способность к анализу? Другие говорят молодым, что жизнь ценна сама по себе, что бог подарил нам её, что она служит наслаждениям, что она нужна революции, культуре, нации, человечеству, сохранению рода, обществу и т. д. Мы понимаем, что все эти утверждения ложны, но не знаем, что предложить молодым в качестве реальной альтернативы, когда они рискуют своей жизнью ради риска.
1990
1.
Каждый может положить конец собственному рабству и отказаться от мешанины пустых слов, чтобы оказаться в конце концов на ножах с жизнью.
К. Михелыптедтер
Существование - не более, чем вечный поиск того, за что бы ухватиться. Вы встаёте утром, чтобы обнаружить себя в постели несколькими часами позже: грустный маятник между нехваткой желания и усталостью. Время проходит, пришпоривая вас всё меньше и меньше. Кажется, социальные обязанности уже не гнут вашу спину, настолько вы привыкли к их тяжести. Вы подчиняетесь, даже не утруждая себя словом «да». Жизнь падает в объятия смерти, как сказал поэт по несколько иному поводу.
Вы можете жить без страстей и порывов - вот величайшая свобода, дарованная вам обществом. Вы можете беспрестанно болтать о предметах, совершенно вам незнакомых. Вы можете выразить любое мнение, даже самое «дерзкое» - и спрятаться за собственным бормотанием. Вы можете голосовать за кандидата, которого вам навязали, и гордиться собственным «выбором». Вы можете переключать каналы всякий раз, когда вам кажется, что вас оболванивают. Вы можете время от времени развлекаться, пересекая печально однообразные пространства со всё возрастающей скоростью. Вы можете воображать себе молодым сорвиголовой - до тех пор, пока вас не вызвал по телефону босс. Вы можете жениться до бесконечности - так свят институт брака. Вы можете представить себя независимым и бунтующим автором - и издатели будут целовать вас в обе щеки. Вы можете делать политику на любой манер - даже ссылаясь на экзотических партизанских вождей. Ну а если вам не позволили главенствовать - что ж, вы можете упражняться в послушании. Повиновение создаст из вас мученика - а это общество, несмотря на все ограничения, по-прежнему нуждается в героях.
