– Проходите, проходите, дорогой Николай Николаевич, - сказал завлаб, не опуская глаз и не моргая. - Садитесь.
Я вошел и сел, но почему-то не на свое рабочее место, а на стул рядом со столом шефа.
– Наслышан о ваших подвигах. Удивили вы меня. Как же вам это удалось?
Я развел руками.
– Да знаете ли… - я замялся, - и сам не ожидал.
– Вот как? Интересно. А я ведь тоже в молодости в шахматишки поигрывал. Не желаете ли партийку сыграть? - спросил он и извлек откуда-то из-под стола доску с уже расставленными фигурами.
Шеф частенько ставил меня в тупик. Я ожидал от него всего, что угодно, но такого…
– Как? Прямо сейчас? Здесь?
– А почему бы и нет?
Тамара Андреевна ойкнула, Балбесов захихикал, а Петя-Петушок выключил плейер и снял наушники, отчего лицо его приняло осмысленное выражение. Тут как на зло в комнату заглянули еще несколько человек, чтобы выразить свое восхищение моей победой. Все замерли в изумлении, услышав предложение шефа, смотрели на меня и ждали, что я отвечу. Мне же оставалось одно - соглашаться, ибо отныне я был не просто старший инженер Нерусский, а шахматных гений. Я просто обязан был принять вызов Евграфа Юрьевича.
– Что же, сыграем, - махнул я рукой. - Была не была!
– Три партии, идет? - подхватил Евграф Юрьевич, прищуривая один глаз.
– Идет!
Шеф тотчас расчистил стол, поставил доску и деловито предложил:
– Играйте белыми, Николаи Николаевич. Уступаю.
– Нет, ну зачем же… Я могу и черными. С Ивановым-Бельгийским я играл черными.
– О! - Евграф Юрьевич понимающе кивнул. - Черные приносят счастье. Именно поэтому и уступите их мне: я очень боюсь проиграть.
В его словах звучала двусмысленность. Однако я не мо! понять, о чем он думает, его мозг был закрыт для меня.
И тут я вдруг осознал, в какую пропасть толкает меня Евграф Юрьевич. Я не способен прочесть ни одной его мысли и, значит, обречен на верный проигрыш. Даже если шеф не ахти какой игрок, хуже меня все равно не сыграть - хуже, как говорится, некуда. Я оказался в положении куда более худшем, чем герой песни Высоцкого, который хоть мог себе позволить ненароком бицепс обнажить. Одним словом, меня ждала катастрофа.
Я с треском проиграл все три партии. Евграф Юрьевич разделал меня под орех. Все закончилось за какие-нибудь пятнадцать минут. Даже я, совершеннейший профан в шахматах, понял, насколько сильно играл мои шеф. Его комбинации были блестящи. Шесть-семь ходов - и мне мат.
Самое обидное заключалось в том, что я опозорился в глазах не только моих ближайших коллег. Весть о нашем поединке стремительно разнеслась по институту. К концу третьей партии мне в затылок дышали не менее полусотни любопытных. Третий мат исторг у толпы стон разочарования. Я был окончательно унижен.
