У меня в жизни нередко бывали положения, когда мои эмоции захлестывали разум, и я восставала против логики, против общественных установлений, против здравого смысла. Для себя я решила, что не брошу камня в Элджера, если он убил Розу Перкинс, будь то сознательно или если имелось в виду убить Грейс, она, вероятно, стоит этого; Роза Перкинс была испорченная богатством зануда; в расчет нужно принимать только Хедер и еще в большей мере девочек. Дети заслуживают лучшей участи, чем прозябание на задворках старого гаража. Они только вступают в жизнь, им нужен домашний очаг. Я решила, что располагаю вескими аргументами, чтобы убедить Грейс позволить им поселиться в бывшем помещении шофера. Элджера не взяли под стражу и не вызвали на допрос, во всяком случае пока. Нельзя арестовать человека только потому, что у него был мотив, должны быть предъявлены конкретные доказательства его вины. До Грейс Чедвик могли не дойти слухи и сплетни, которые наверняка распространяются в округе, и она не обвиняет Элджера в смерти Розы. Вряд ли Грейс знает бедственное положение семьи Элджера: он и в особенности Хедер слишком горды, чтобы рассказывать об этом.
К тому же Грейс, вероятно, напугана тем, что произошло, и, возможно, согласится теперь принять семью, само присутствие которой в усадьбе обеспечит ее безопасность. И главное, если Грейс пустит к себе Микелей, Элджер тогда не будет казаться таким виноватым. Это может значительно разрядить обстановку.
Я приняла решение никому ничего не говорить — ни Хедер, ни Эсси, а так или иначе войти в контакт с Грейс Чедвик и сделать это возможно скорее.
В тот момент мне и в голову не приходило, что она откажется встретиться со мной.
Я позвонила ей на следующее утро, около девяти. Вероятно, она, как и многие люди преклонного возраста, встает рано, думала я, но надо дать ей время, чтобы принять ванну и одеться, приготовившись к моему визиту, и, в ее конкретном случае, нарумяниться и положить толстый слой пудры, какой не кладет ни одна женщина после сорока пяти.
Услыхав в трубке гудки, я попыталась представить себе, как она ответит. В доме, помнится, два аппарата: один вверху, в ее спальне, там мне бывать не приходилось; другой — внизу, в парадном зале. Вот она подходит к этому, второму, аппарату, маленькая, хрупкая фигурка с белыми волосами, собранными в узел под неизменной шляпкой; шея, как обычно, закрыта высоким шарфом, чтобы защититься от вредного действия воздуха — зимой холодного, летом жаркого.
