— Устраиваешь судьбу?—шепнул он, примостившись поблизости. — Я слышала, и ты недолго горевал,—отпарировала она.—Придет твоя писательская дочка?
— Не брось ты меня—не было бы никаких писательских дочек.
— Ой ли? Я все равно была тебе не пара, Марк. — Когда-то ты другие песни пела.
— Прошло,—беззаботно шепнула она.—Прошло и быльем поросло. Не держи зла.
— И не думаю,—буркнул Марк.
Усатый Алик между тем обстоятельно повествовал, как посчастливилось ему, скрыв филологический диплом, получить свою нынешнюю работу. Предыдущий счастливец, художник Вася Хронов, после трехлетней схватки с ОВИРом недавно отбыл-таки в Чикаго к истосковавшейся американке-жене. Фантастическая же должность предлагала дважды в сутки, в семь утра и в семь вечера, замерять возле Петропавловской крепости уровень воды в Неве. За эти нехитрые действия метеорологическое управление города-героя платило целых 72 рубля в месяц. Если Алик и привирал, то не без некоторого артистизма.
— А я вот у Эдика Лимонова научился торговать собственными стихами,—заявил Андрей в пику заезжему ловкачу.—Полюбуйся.
По рукам заходили три брошюрки в грязно-коричневых картонных переплетах, кое-как прошитых сапожными нитками. Марк заметно поразился, когда одна из студенточек достала кошелек, за нею раскрыл бумажник и некто в золоченых очках. Вместо двух брошюрок к автору вернулось девять рублей — одного рубля у студентки не хватило.
— Разоримся? — спросил Костанди у Натальи.
Та, вздохнув, полезла в сумочку.
— Бросьте, бросьте, ребята,—поморщился Андрей,—мало ли у меня ваших текстов валяется. Берите так. Я, между прочим, сто лет в Питере не был. Что там, как там?
— Мишулин просил привезти твое,—сказал Алик,—так что сборничек весьма кстати. С него, правда, в Большом доме взяли подписку, что выпускать «Квоту» он прекратит...
— Безобиднейший же был альманах!—рявкнул Паличенко. — Пришлось переименовать в «Северную звезду»,—продолжал Алик,—я вам дам первый номер на пару дней. Подарил бы, да печатается всего шестнадцать экземпляров, сам понимаешь... У Ленки Герц вышла препохабная подборка из стишков десятилетней давности в «Авроре»... Бражников совсем ссучился, Кушнер стал писать на удивление хорошо, даром что в Союзе... В общем, тишь, гладь да Божья благодать. Весь город говорит о максимовском «Континенте». Вроде бы уже вышло два номера, но никто их еще в глаза не видел. И уже спорят—печататься или нет...
— О чем, собственно, спор?—Андрей пожал плечами.
