— Барботько втянула в свою авантюру студентов-выпускников, — достаточно громко заметил сидевший по правую руку от ректора проректор по научной работе. — Это вдвойне отягощает ее вину.
— Так уж сразу и вину… — усомнился профессор Гликин, заведующий кафедрой терапии, тучный мужчина, прозванный среди студентов за свою внешность «мистером Пиквиком». — А мне так по душе та страшная бомба, которую Барботько швырнула в реку познания. Представляю, сколько мудрой рыбешки всплывет пузой кверху.
— Михаил Соломонович! — нахмурился ректор.
— Нет, вообще-то я потрясен, — Гликин выпуклыми, почти черными глазами преданно уставился на ректора и пухлые губы его сложились в скорбную трубочку. — Но, согласитесь, Вадим Сергеевич, решиться на такое…
Его перебили возгласами:
— Нашли чем восторгаться!
— Да это же надругательство над личностью!
— Возмутительно!
— В воображении не укладывается!
Первой всеобщую растерянность преодолела заведующая кафедрой анатомии профессор Кетова, седовласая женщина с мужеподобным лицом, одетая, несмотря на жару, в синюю жакетку мужского покроя и строгую синюю юбку. В отворотах жакетки виднелись воротничок белой мужской сорочки и черный галстук.
Кетова властным жестом попросила у ректора слова, и еще прежде, чем получила его, встала, рассеянно вертя в руке нераспечатанную пачку сигарет.
— Буквально месяц тому назад, — произнесла она низким грудным голосом, — вот здесь, рядом со мной, сидела покойная Софья Николаевна. С каким восторгом расписывала она успехи своей любимой ученицы Аси Давыдовны Барботько. Боже мой, она души в вас не чаяла, Ася Давыдовна. Знали вы это?
— Догадывалась… — отозвался слабый голос Аси.
— А знали ли вы, что Софья Николаевна была непримиримым противником идеи пересадки человеческого мозга. А, Барботько?
— К сожалению…
— Так как же вы решились предать своего учителя, осквернить то, что было свято и неприкосновенно для Бельской? Что же вы загодя в карманах камешки припрятывали?
— Камни, — с полной серьезностью уточнил Гликин, теперь преданно глядя на Кетову, — булыжники с мостовой.
Его одернули, зашикали, замахали руками. Профессор покаянно развел руками, приложил палец к своим губам — «молчу, молчу!» Однако его реплика сбила Кетову и та, обиженно поджав губы, села.
Со времени учебы в институте из всех преподавателей Ася с особой теплотой вспоминала Кетову. С каким вдохновением читала лекции эта седовласая женщина! У нее была слабость к истории медицины. В ущерб времени, отведенному на учебную программу, Кетова уводила своих слушателей в мир, полный драматизма, самопожертвования и неустанного поиска истины. И не странно ли, именно эти экскурсы в романтическое прошлое медицины и определили жизненный путь Аси Барботько. Нет, между Кетовой и Асей не случалось душевных откровений. Кетова ни разу не выделила Барботько из среды ее однокурсников, и все-таки, сама того не ведая, она растревожила воображение девушки.
