— Не понимаешь? Разве он такой сложный?
— Он часто говорит непонятно. Я русский язык знаю хорошо, но его я не понимаю. Недавно он назвал меня молотком. «Ты молоток, Линда» — так он сказал. Что ты смеешься? Разве я похожа на молоток? А вчера на стадионе, когда «Калев» стал проигрывать, он сказал: «Повели кота на мыло». При чем тут мыло?
— Пора обедать, — сказала Галя. Ребята не шелохнулись. Алик лежал с карандашом в зубах, Димка читал Хемингуэя, Юрка старательно насвистывал знакомую песенку.
— Ну что же вы? Димка, Алик!
— Идите, девочки, мы потом, — буркнул Димка. Юрка протянул Гале десятку.
— Опять потом? Что с вами случилось?
— Я же тебе объяснил, детка. Я привык есть позже. У нас в доме всегда обед в пять. Мама накрывает, только когда вся гопкомпания в сборе. Я привык позже обедать. Я человек режима.
— Ну и я тогда пойду позже.
— Нет, ты пойдешь сейчас. Тебе тоже надо соблюдать режим, иначе в театральный институт не примут.
— А ну тебя! Алик, пошли обедать!
— Повыше, повыше забрало! — промычал Алик.
— Оставь его в покое. Не видишь, человек в прострации.
— Юра, ты не хочешь обедать? — спросила Линда. Юрка приподнялся и посмотрел на нее.
— Понимаешь, Линдочка, я за завтраком железно нарубался…
Линда в ужасе зажала уши и побежала к выходу с пляжа.
— Пусть вам будет хуже, — сказала Галка и побежала за Линдой.
Она догнала ее и обернулась. Ребята лежали в прежних позах. Костлявая рука Алика моталась в воздухе. Он всегда махал рукой, когда сочинял стихи. Галя посмотрела на десятку в своей руке.
— Линда, иди одна обедать. Мне надо, видишь ли… До вечера!
— Двухразовое питание укрепляет нервную систему. Нужно только привыкнуть, — сказал Димка.
— Это ты у Хемингуэя прочел? — спросил Юрка.
Алик встал, поднял руки к небу и завыл:
— Каждый молод, молод, молод, в животе чертовский голод… Лично я очень доволен, что мы отказались от обедов. Когда сыт, чувствуешь себя свиньей. Сейчас меня терзает вдохновение. Стихи можно писать только на голодный желудок.
— А музыку? — спросил Димка.
— Тоже.
— Юрка, давай сочинять музыку. Я буду труба, а ты саксофон. Начали!
Димка сложил ладони у рта и вступил трубой. Юрка загудел саксофоном. Алик стал хлопать в ладоши и приплясывать.
Они уже давно не пытались больше ловить рыбу. Четвертый день они не обедали, под благовидным предлогом отсылая Галку в ресторан. Зато каждый вечер они сидели в кафе. Правда, пили уже не «Ереванский», черт побери, нужно уметь приносить жертвы! Орел или решка? Обеды или кафе? И вот мы такие счастливые, голодные, трубим, как целый оркестр. Стоит вспомнить тусклые лампочки в коридорах «Барселоны», когда сидишь за полированной стойкой под нарисованными звездами. Стоит вспомнить затертые учебники, когда, лежа на песке, изображаешь джаз.
