Олеся уткнулась в плечо Валерия и разрыдалась. На Полину, казалось, вспышка матери не произвела ни малейшего впечатления. Она сделала звук погромче и погрузилась в любимую передачу, приготавливаясь жалеть. Пожалеть мать ей не приходило в голову.
Когда Валерий собрался уходить, девочка приветливо помахала ему на прощание рукой. Смотрела Полина доверчиво и светло.
На следующий день рано утром Олесе позвонил отец. Вскочив с кровати, она рывком сорвала трубку.
- Дорогая, почему ты такая нервная с утра? - пророкотал Глеб. - Я удивляюсь! Разве Валерий плох как мужчина?
Олеся прикусила губу, чтобы не расхохотаться и не расплакаться одновременно. Вспомнив о Малахове, она тут же посмотрела в окно. На улице было спокойно и тихо. Ночь уже чувствовала приближение серого безветренного рассвета, и фонари послушно поштучно меркли перед его наступлением.
Валерий... Вот с кем Олесе повезло. Вот с кем она выиграла в жизни. Почему она не рада этому?..
- Просто выпила вчера слишком много, а ты неожиданно меня разбудил, - пробурчала она. - Я стою босиком, в рубашке, и никак не могу осмыслить происходящее. И голова болит...
- В рубашке - это прелестно, но ты действительно стала очень много пить, - проворчал Глеб. - Будь поосторожнее с увлечениями, моя девочка. А вечером я бы хотел тебя проведать. Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.
"Господи, за что? - со страхом подумала Олеся. - И он тоже собирается со мной поговорить! Неужели опять о Карене?"
- Ну конечно, приходи, папа! - сказала она по возможности радостно.
Измученная, обессилевшая к концу дня, она выбралась из машины и захлопнула дверцу. Неприятно яркая реклама плавилась в своем собственном свете, разливая вокруг сиренево-розовые блики и скупо, скудно окрашивая лица в неживой странный цвет. Олеся постояла немного, глядя на вспыхивающие среди желтых листьев красные подфарники и на неослабевающий даже к вечеру поток машин. Спокойный бег колес завораживал, и Олеся пошла к дому медленно, рассматривая большие, светлые витрины аптеки напротив. Неплохо было бы купить снотворное, но вино все-таки лучше.
Туфли прилипали к мокрому после дождя асфальту, и Олеся вдруг вспомнила мать. Незадолго до смерти она как-то сразу, за короткое время, постарела, быстро сникла, съежилась, стала чересчур суетливой и боязливой. Постоянное выражение тревоги не сходило с ее лица. Наверное, она беспокоилась за дочку, за недавно родившуюся Полину и Глеба... Наверное, боялась оставить их одних, что-то чувствуя... Хотя о близком, тогда уже очень близком расставании никто в тот момент не подозревал.
