Вечер ветреный. Сдуло всех комаров, фонарь на своем столбе раскачивается напропалую, с моря тянет подвяливающимися водорослями, солью и водой — вечерней, прогретой солнцем, и другой, холодной, поднятой волнением с самого дна, от песка, который никогда не прогревается по-настоящему. Два слоя водного запаха не смешиваются, не выравниваются, а так и ползут друг над другом отдельными широкими лентами, так же вплывают на веранду. Поверни голову влево — и чувствуешь придонную холодную тяжесть, манящую, увлекающую за собой на дно. Чуть передвинься на кушетке — и вот уже веет самим летом, теплой пеной, нагретыми брызгами, высыхающей в воздухе солью, сладостью, тлением…
Между ужином и полуночью — самое время сидеть на веранде, и под крышей, и на остывающем в темноте воздухе, и у моря, и в доме, — пить горячий чай со свежей, только что с огорода, мятой и прошлогодним липовым медом. Все кажется ярким, немного игрушечным, близким и простым, но при этом емким, неслучайным. Осмысленным, словно на лубочных картинках. Даже редкие устоявшие перед ветром комары, атакующие голые ноги, превращаются в необходимую деталь.
Вот и шаги. Сначала по дому, в направлении веранды. Потом по веранде в сторону двора. Потом по двору — гораздо менее целеустремленные. Гость знакомится с правой половиной сада. Принюхивается, прогуливается, привыкает. Проходит вдоль веранды, где сидит Камила, поднимает голову, вежливо кивает — «Добрый вечер!», — получает в ответ улыбку и взмах рукой, проходит далее. Точнее, проплывает вдоль ограды его полупрозрачная макушка. Камила мысленно дорисовывает над плечом полотно лопаты. Необходимая деталь, учитывая, что за час перед ужином, вернувшись с моря, этот деятель все-таки починил гаражные ворота.
А вот на обратном пути наш дорогой ремонтный комбайн попадется к отцу в руки, и это неизбежно. Так и есть:
— Вы играете в шахматы.
— Да.
— Не окажете ли мне любезность?
— С удовольствием.
Болтать они, конечно, не будут — отец всегда играет молча. Но порой говорит что-нибудь интересное, правда, не каждый раз. Зависит от уровня противника. Камиле редко доставалось что-то кроме констатации факта существования пресловутой женской логики, проявляющейся в расстановке фигур на доске из соображений эстетики и архитектурной гармонии. В общем-то, примерно так дело и обстояло. В логику возможностей фигур, ходов и принципов у Камилы все время примешивались совершенно недоступные отцу соображения — фактура дерева или кости, игра оттенков черного и желтого, погода, настроение, интуиция…
