Все замерли, а затем почти одновременно горячо загомонили. Ребята же были в самом романтическом возрасте, ну там «пока сердца для чести живы, мой друг, отчизне посвятим…» и так далее.
— А верите ли вы мне? — прервал я их горячие изъявления.
На этот раз уверения были еще более энергичными и продолжительными.
— А верите ли вы в то, что и я токмо лишь о нашей земле думу имею, и что за-ради Святой Руси живот положить готов и николи ничего не сотворю, чтобы ей урон нанесло, а токмо лишь то, что ее силу и славу приумножит?
И снова все горячо заверили меня, что полностью доверяют «Генеральному секретарю ЦК КПСС дорогому товарищу Леониду Ильичу Брежневу». Шутка, смайл! Хотя в тот момент мне было совсем не до смеха. Под ложечкой так и сосало, а очко-то как играло… Потому что следующий шаг был моим Рубиконом. Ибо до сего момента все, что я говорил, было всего лишь общими словами, а вот далее…
— Тогда поклянитесь мне и крест в том поцелуйте, что пойдете за мной до конца во всем. Кто бы и как бы меня хулить ни стал и какие бы сомнения у вас самих в душе ни появились — будете верны мне до конца.
На этот раз мои слова сначала были встречены молчанием. Мои рынды некоторое время переглядывались. Уж не знаю, какие мысли у них в головах бродили, может, думали, что я против отца комплот составляю, а может, что куда бежать задумал… но затем Мишка Скопин-Шуйский, дюжий, статный, белокурый красавец (вот бы кого Ксюхе в мужья-то, а то батя все иноземных вельмож сватает), поднялся из-за стола во весь свой немалый рост и, выпростав из-под рубахи нательный крест, приложил его к губам.
— Клянусь тебе, государь мой, быть верным всегда и во всем.
Я кивнул, но ласково добавил:
— Не я государь, Мишенька, а батюшка мой Борис, да пошлет ему Господь наш многая лета.
— После сего ты для меня мой государь, — упрямо заявил Мишка, — потому как уверен я, что ты, Федор Борисович, никогда ничего против отца своего, царя нашего Бориса Федоровича, не токмо не сотворишь, но и не измыслишь.
— То так! — вскричал, вскакивая, младший Голицын. — Я тоже тебе крест целую!
А вслед за ним уже и все остальные…
— Так сие и есть, — подтвердил я и, также выпростав из-под рубахи свой собственный крест, приложил его к своим губам, — и в том я вам сам крест целую. А клятву сию я с вас потребовал только потому, что завтра нам придется не в короткую на богомолье отправиться, а в дальнюю дорогу. И тайно. Потому как сие не чье-то повеление требует, а долг мой перед землей Русской и воля Пресвятой Богородицы…
