— Какой же?
— Что те, кто грозится самоубийством, никогда не приведут его в исполнение. Более того, — продолжал размышлять Роджер, — я готов был поклясться, что к ней эта истина подходит гораздо точнее, чем к остальным. Чем больше я об этом думаю, тем больше уверен, что она попросту городила вздор. Полагаю, это не был несчастный случай?
— Неужели проницательный ум Великого Сыщика работает во имя нашего блага? — засмеялась миссис Лефрой, правда, смех ее звучал несколько принужденным.
— Вряд ли, — улыбнулся Роджер. — Но если хотите услышать мнение известного романиста, то оно таково: в литературе ситуация такого рода просто невозможна. Подобная художественная дерзость возможна только в реальности.
— Что вы имеете в виду?
— Да все эти совпадения. Имеется женщина, само существование которой раздражает — это еще мягко сказано — очень многих, весьма разных людей в силу различных причин. И как раз тогда, когда все эти люди злы на нее как никогда прежде, она крайне любезно и совершенно неожиданно сама себя убивает. Согласитесь, такое грубое совпадение никакой литературе не по зубам.
— Неужели? — спросила миссис Лефрой без особого интереса. — Лично мне все это не кажется таким ужасным.
— Правда?
— Ну, просто так само совпало, конечно же, вот и все.
— О, разумеется, — согласился Роджер.
Оба какое-то время глядели на огонь.
Миссис Лефрой оперлась голым локтем на толстый брус, служивший грубым подобием каминной полки и носком атласной белой туфельки принялась ворошить остывшие угли с краю очага.
— Хоть бы полиция поскорее приехала, — вдруг выпалила она.
— А мне показалось, вы ужасно боитесь ее приезда?
— Я? Какая ерунда. Разумеется, я не боюсь — с чего бы это мне ее бояться? — миссис Лефрой неестественно хихикнула.
Роджер промолчал.
По-видимому, поняв его молчание как попытку усовестить ее, миссис Лефрой добавила:
— Да, вы совершенно правы. На самом деле я ужасно боюсь. Было бы глупо притворяться.
— А почему вы боитесь?
Миссис Лефрой храбро глянула на него.
— Потому что нет ни одного человека, так или иначе связанного с этим семейством, кого не осчастливила бы смерть Ины. И незачем говорить экивоками — такого человека не найти. И я очень опасаюсь, что полиция об этом догадается.
— Ну и что, что догадается? Ведь, как вы сами сказали, миссис Стреттон была не самая приятная особа, и — чтобы и мне не говорить экивоками — я бы добавил, что своей смертью она принесла обществу куда больше пользы, нежели своей жизнью. Так что же изменится оттого, что полиция об этом узнает?
