— Она улетела.
— Нет, она у меня в кулаке.
— Слишком ловко для человека.
— Тем не менее она здесь, в кулаке.
— Вранье.
— Не веришь?
— Нет.
— Тогда открой рот.
— Пожалуйста, — сказал отец и распахнул пасть.
Мама накрыла ее рукой. Отец схватился за горло и вскочил:
— Тьфу!
Муха вылетела изо рта и снова принялась кружить над столом.
— Ну, хватит, — сказал отец. — Едем домой!
Он вышел на веранду, спустился во двор и сел в «форд». Отец сидел в своей машине с хмурой физиономией — злой и опасный.
— Мы привезли для вас несколько баночек с продуктами, — сказала мать тете Анне. — Извини, что не можем дать тебе денег, но Генри боится, что Джон пропьет их или истратит на бензин. Не много, но все же: суп, гуляш, горошек…
— Ой, Катарина, спасибо! Спасибо вам обоим…
Мать направилась к выходу, и я последовал за ней. Два пакета с продуктами были в машине. Отец сидел в кабине — суровый и безучастный. Он все еще сердился.
Мать отдала мне пакет поменьше, сама взяла большой. Мы вернулись в дом и положили подарки на стол. Подошла тетя Анна, запустила руку в большой пакет и вытянула одну баночку. Это был маринованный горошек. Этикетку украшали зеленые россыпи гороха.
— Вкуснятина, — прошептала тетя.
— Анна, мы пойдем. Генри бесится.
Тетя обняла мою мать и сказала:
— Все было так мило. Словно в сказке. Вы должны подождать, пока девочки вернутся. Подождите, и вы увидите, что с ними будет, когда они увидят эти подарки!
Мать погладила тетю по спине. Когда объятия закончились, тетя сказала:
— Джон не плохой человек.
— Я знаю, — ответила мать. — До свидания, Анна.
— До свидания, Катарина. До свидания. Генри.
Мать повернулась и пошла к двери. Я не отставал. Мы вышли во двор и сели в машину. Отец запустил двигатель.
Когда мы отъезжали, на веранде появилась тетя Анна. Мать обернулась. Отец не оборачивался. Я тоже.
Я начинал испытывать отвращение к своему отцу. Его все и всегда злило. Где бы мы ни появлялись, он непременно находил причину, чтобы вступить с кем-нибудь в спор. Но в большинстве случаев люди не обращали на эти выпады никакого внимания; они просто стояли и таращились на него, как на идиота, — это еще пуще раздражало его. Изредка, когда мы заходили куда-нибудь перекусить, он обязательно бранил каждое блюдо и иногда отказывался платить.
— Да ваши взбитые сливки уже мухи засрали! Что это за поганое заведение?
— Прошу прощения, сэр, вы можете не платить, но вам лучше уйти.
— Хорошо, я уйду! Но я вернусь! Я вернусь и сожгу вашу помойку! Однажды мы были в магазине. Я с матерью стоял в стороне, пока отец орал на служащего. К нам подошел кассир и спросил:
