Поднимаюсь обратно по крутым ступеням и занимаю кресло в последнем ряду. Позади открываются двери, и входят две молодые женщины. Бросают на меня быстрый взгляд и направляются к стеклянной перегородке. Пробравшись вдоль первого ряда, они оказываются почти напротив клетки и стучат по стеклу. Все девять обвиняемых подняли головы, мгновенно прервав беседу с адвокатами. Все приветственно машут руками, а двое идут в самый конец клетки, чтобы быть как можно ближе к женщинам. Они улыбаются, подают друг другу какие-то знаки. По выражению лиц мужчин можно подумать, что с женщинами их разделяет одна лишь стеклянная перегородка, а не тянущийся десять месяцев процесс по делу об убийстве с пожизненным заключением в перспективе. Потом один из них замечает меня и толкает локтем приятеля. Оба, переговариваясь, очевидно, пытаются определить, кто я такой и что тут делаю. Женщины ведут себя иначе. Они не обсуждают меня, не указывают пальцами, но я чувствую, насколько силен их интерес к моей персоне. На меня накатывает волна страха, и хотя здесь отнюдь не жарко, прошибает пот. Я отворачиваюсь, смотрю куда-то вбок, стараясь казаться беспечным, рассеянным и отрешенным.
Дверь позади меня вновь открылась, вошли еще люди. Я не оборачиваюсь. Ни с кем не хочу встречаться взглядом. Снова и снова стучат по стеклянной перегородке. Потом я услышал какое-то движение у себя за спиной. Украдкой смотрю через плечо. По ступенькам медленно спускается старуха, шагая осторожно и даже с опаской. Передвигается она как-то боком, так что лица ее мне не видно. Седые волосы стянуты на затылке в плотный узел. На ней черное платье, из-под которого видны дряблые, со вздутыми венами икры, распухшие ступни выпирают из туфель. Движения причиняют ей боль, но старуха явно решила сойти вниз, а не сидеть возле двери. Когда она проходит мимо, я снова бросаю косой взгляд: там, у стеклянной перегородки, уже полно жен и подружек, они похожи на фанатичных поклонниц, ожидающих кумира у выхода на сцену. Все девять обвиняемых, побросав своих адвокатов, собрались в этом углу клетки. Как молодые рекруты, втиснутые в готовый отправиться эшелон, ловят они любую возможность улыбнуться, махнуть рукой, подать знак девушкам, пока их не отправили на фронт.
Старуха спускается вниз и прикладывает ладонь к стеклу. Сначала я думаю, что она просто удерживает равновесие, переводит дыхание, прежде чем присоединиться к женщинам, однако старуха остается на месте, и ладонь ее плотно прижата к стеклу. Что-то меняется в лицах арестованных, улыбки исчезают с губ. Пожалуй, сейчас, глядя на них, можно сказать, что они отлично понимают всю тяжесть собственной участи. Женщины, как по команде повернув головы, смотрят вдоль первого ряда. Даже адвокаты прекращают свои дела и смотрят вверх. Видно, старуха эта очень важная персона и, подозреваю, вряд ли окажется, к примеру, уважаемым судебным реформатором. Должно быть, она для каморры своего рода предводитель. Глава семейства. И физическая слабость ни о чем не говорит: власть ее велика и ощутима. Садится старая леди только после того, как все дали понять, что заметили ее приход. Девятеро подсудимых возобновили свои безмолвные переговоры с женщинами.
