На противоположной стороне порта у причала стоял громадный роскошный круизный лайнер. Я глазам своим не верил, глядя на него, более того, я не желал верить, что бывает судно таких размеров, от которых оторопь берет. Оно слишком велико, чтобы держаться на воде. Эдакий высоченный нью-йоркский небоскреб, положенный на бок. Хочется подойти, встать под ним, почувствовать могучие объятия его тени, но тут подъезжает такси, и из него выходит Луиза.
Мы покупаем билеты на паром, отказываясь от катера. Времени потратим больше, убеждает Луиза, зато куда цивильнее. Она просовывает руку мне под локоть, пока мы дожидаемся на причале прибытия парома. Я указываю на лайнер. Они здесь все время торчат. Средиземноморские круизы. Пассажиры сходят на берег, делают сотню шагов по причалу и переходят на судно, следующее на Капри. Вот почти и все, что они видят в Неаполе.
— Буржуазный ад, — говорю я.
— Он бывает таким занудой. — Я молчу. А Луиза продолжает: — Он любит Сорренто, но ненавидит Капри. По мне, так это немного ханжеством отдает.
— Понятия не имею.
— Увидишь, — говорит она и теснее прижимается ко мне. От нее исходит запах свежести и чистоты — как только-только из душа. Ее волосы слегка влажны. На ней голубые полотняные брюки, изящно расширяющиеся книзу, и белый полотняный жилет. На нежно загорелом плече яркой полоской белеет бретелька лифчика. Еще у Луизы огромные темные очки.
Причаливает небольшой паром с Капри, и мы поднимаемся на его борт вместе с аборигенами и туристами. Находим место на носу. Стоило нам покинуть порт и выйти в Неаполитанский залив, как подул освежающий ветер. Впервые за две недели я ощущаю что-то помимо жары. По рукам Луизы побежали мурашки. Мне хочется обнять ее крепко и властно,'как ее муж. Она наклоняется, и жилет ползет вверх, обнажая поясницу. Хочется погладить слегка выступающие изящные позвонки. Кожа у нее влажная от пота.
— Тебе жарко? — спрашиваю я.
— Было как в печке. Теперь нормально.
Вот бы поцеловать ее, прямо здесь и сейчас. Наверное, когда Неаполь остался за кормой, тень Алессандро куда-то отступила, и я в первый раз чувствую, что Луиза принадлежит мне. Луиза, должно быть, понимает, чувствует что-то в том же духе, так как смотрит на меня завлекающе. Решаю сыграть с ней в ее же игру.
— Я не собираюсь тебя целовать.
— Так я и подумала: я ведь замужняя женщина, — парирует Луиза.
Мне нельзя играть в игры, я для них не гожусь. Ее ответ сбивает меня с толку. Я фальшиво усмехаюсь и меняю тему:
