библиотекарша, то, конечно, никаких сомнений быть не может. - Ты чего? - Дима недоуменно посмотрел на меня, мигом позабыв про печенье. - Все равно там больше ничего нет. Так что для начала сгодится и этот лист. Всего-то и нужно поехать на кладбище и спросить у сторожа, где находится могила под номером, - тут он заглянул в листок, - сто восемьдесят один. - Всего-то и что нужно было нормально выполнить свою работу, - передразнил я брата. - Когда ты уже повзрослеешь? - я вздохнул. - Я с тобой в таком тоне разговаривать не буду, - с этими словами Дима встал и, захватив тарелку с печеньем, направился к двери. - И, кстати, если у кого-то плохое настроение, то совершенно не обязательно портить его остальным. - А если кто-то будет есть много печенья, то скоро совсем в дверь не пролезет, - я не смог удержаться от колкости, так как знал, что проблема лишнего веса в последнее время довольно остро встала перед моим братом. Стоя в дверях, Димка обернулся и обиженно посмотрел на меня. - Ну и кто из нас ведет себя, как ребенок? - задав этот риторический вопрос, он вышел из номера. Как только дверь за ним закрылась, я почувствовал угрызения совести. Не стоило говорить о еде, для Димы это больная тема. Теперь придется побеспокоиться о заключении перемирия. Но когда мой взгляд упал на распечатку, я снова почувствовал раздражение. Как можно быть таким доверчивым? Мало ли что могла сказать ему библиотекарь? Может, она просто хотела от него отвязаться и поэтому подсунула ему первое, что попалось под руку. Я еще раз внимательно взглянул на лист. Насколько я мог разобрать, дата действительно подходила: напротив фамилии, на которую указал Дима, стояло 10 мая 1896 года. Я напряг память и вспомнил, как Патрисия говорила, что ее прадед был казнен седьмого мая 1896 года. Это обнадеживало. Присмотревшись к самой фамилии, я сделал вывод, что вполне возможно она начинается с буквы «Х», большего я добиться не смог. Что ж, если Дима окажется прав, мне стоит перед ним извиниться. Остаток времени до приезда отца и Ксюши я провел, гуляя по жилой части дома и разглядывая картины. Все они были по-своему хороши, особенно женские портреты, но у меня из головы не шло полотно из моего номера. Не знаю, почему эта картина произвела на меня такое впечатление; она не была написана лучше остальных, и девушка на ней мало чем отличалась от прочих. Наверняка это полотно принадлежало той же кисти, что и остальные портреты, и было создано в тот же период. Но меня не покидало ощущение, что я где-то уже видел эту пастушку; черты ее лица были мне удивительно знакомы. И это была еще одна странность, разобраться в которой у меня не получалось. Отец приехал ближе к вечеру. Я увидел в окно гостиной, как мерседес поворачивает на стоянку. Видимо, Дима тоже следил за дорогой, так как почти сразу спустился вниз. Миссис Гридл тоже заранее подошла к входной двери. Несмотря на то, что я ждал, когда раздастся звук гонга, я все равно вздрогнул, услышав его, и от меня не укрылось, как ехидно усмехнулась при этом старуха, прежде чем открыть дверь. Что-то в последнее время я слишком часто пугаюсь, должно быть, дело в нервах. Я не знал, чего мне ждать от встречи с Ксенией, и поэтому был напряжен и немного нервничал. Когда она вошла, мне сразу бросилось в глаза, что ее рыжие густые волосы подстрижены под каре. Не то, чтобы ей не шла такая стрижка, но мне стало жаль, что она безжалостно обрезала свои длинные шикарные косы. Следом за Ксенией шел отец. Он нес Ксюшин чемодан и сразу же поинтересовался, где она будет жить. Старуха что-то недовольно пробормотала насчет третьего этажа и важно удалилась, поджав тонкие губы, а я понял, что теперь занимаю в ее списке личной неприязни лишь вторую позицию. Первым местом с этого момента единолично завладела Ксения. Дима сразу бросился обнимать Ксюшу. После того, как прозвучали приветствия, она подошла ко мне поздороваться. - Привет, - сказала она. - Привет, - ответил я так же односложно, не зная, что еще мне сказать. - Я
