Что другое?
Порфирий вскочил. Будто бичом хлестнули его по лицу слова Василева. Иван Максимович потянул Порфирия за руку книзу, заставил снова сесть, а сам встал.
Не надо горячиться, Коронотов, — сказал он, обойдя вокруг кресла и присаживаясь на письменный стол. — Давай поговорим спокойно и попробуем во всем разобраться. Ты не хотел или не сумел мне ничего объяснить. Попытаюсь я это сделать. А ты потерпи, Коронотов, послушай теперь, что я тебе скажу.
Василев переменил позу, уселся поудобнее и заговорил, покачивая лакированным штиблетом возле самых рук Порфирия, едва не задевая их каблуком.
Давай, Коронотов, посмотрим сперва на юридическую сторону дела… — он остановился. — Если я буду говорить для тебя непонятно, ты спрашивай меня. Я хочу, чтобы ты все понял. Итак, кто этот мальчик по документам? Сын неизвестных родителей. Усыновлен же он мной, усыновлен со всеми правами, вплоть до права наследования всего этого. — Иван Максимович обвел круг рукой. — Ты понимаешь, восемь лет он считается моим сыном. Моим. Да, я его не очень сильно люблю. Так же, как в ты его не любишь. А? Но у меня нет пока другого сына. Значит, он— мой единственный сын. И я его все-таки могу полюбить, тогда как ты любить его не можешь вовсе. Восемь лет… А еще через восемь лет он будет не только моим наследником, но станет и самым первым моим помощником. Для него я отец, а Елена Александровна — мать. И нас он почитает как своих родителей. Какая сила, почему и зачем должна изменить это? Теперь посмотрим с другой стороны, и тоже пока юридической. Нигде и никогда записано не было, что твоя жена является матерью Бориса. Впрочем, было — и только в следственных документах, где она признавалась в убийстве какого-то ребенка…
Там вынудить могут не только это, — вскочил Порфирий. — Надо знать, почему она признавалась! Как же вы сами не…
Спокойнее, Коронотов, спокойнее. Садись. Я говорю только о юридической стороне дела. Твоя жена призналась в убийстве своего ребенка. Не было сказано, что именно этого? Но ведь и по возрасту ее и по времени — другого у нее быть не могло. Итак, документы доказывают, что единственный ребенок твоей жены был ею же умерщвлен. Понимаешь? Следовательно, он не мог быть подкинут! И вот, при наличии таких документов, теперь приходишь ты и говоришь, что все это не имеет значения и мальчик должен быть отдан вам. Допустим, я согласился. Но — я продолжаю юридический разговор — мальчик после этого все равно не станет ни твоим, ни твоей жены родным сыном. Он и у вас будет тоже только усыновленным…
