Так сказать, чтобы, глядя на изображение, выбитое на этой монете, вы помнили всегда, кому служите.
Лакричник держал монету решкой вверх, смотрел на слова «один рубль» и понимающе кивал головой.
Он вовсе забыл, что на другой стороне выбито изображение государя-императора.
Алексей Антонович осмотрел Клавдею и нашел, что у нее воспаление легких. Болезнь эта очень коварна и может дать серьезные осложнения. Он предложил положить Клавдею к нему в больницу. Порфирий и Лиза переглянулись: где же взять деньги на лечение? Но Алексей Антонович уловил их беспокойные взгляды и быстро прибавил:
Платить не надо. В больнице есть такие возможности.
Под вечер, соорудив на двух салазках удобный настил и закутав Клавдею как можно теплее, Порфирий и Лиза свезли ее в больницу.
Иван Герасимович, устраивая Клавдею в самой лучшей палате, ласково ворчал:
Вот, голубушка, к чему приводит пренебрежение своим здоровьем. — Старик еще не знал, где и как простудилась она. Не глядя на часы, проверял пульс у больной и рокотал своим мягким, задушевным баском — А нам работать надо, работать. Наши руки без работы никак не могут.
Алексей Антонович пообещал Лизе:
Недельки через три будет совершенно здорова. Вы не тревожьтесь. Болезнь захвачена вовремя.
Пустой казалась изба без Клавдеи. Словно холоднее и темнее сразу стало в ней. Порфирий уходил на работу. Лиза вместо матери теперь хлопотала по дому; Игнатий Павлович больше не брал ее на расчистку путей, даже на неполные дни. Так приказал Киреев. И Лиза ничего не смогла возразить Игнатию Павловичу: заслужила. Хорошо еще, что Порфирия не уволили.
Каждый день, как только она заканчивала свои самые необходимые домашние дела, Лиза бежала в больницу и подолгу просиживала там возле постели Клавдеи, заменяя сиделку. Лизе казалось, что без ее дочернего ухода мать ни за что не поправится, чужие руки с такой заботой даже мокрое полотенце на лбу у больной не сумеют сменить, не сумеют подать брусничную воду.
Теперь Лиза все больше тосковала о сыне. Ей удалось не только повидаться, но и поговорить с ним. Борис выздоровел, пошел в школу, и Лиза однажды подстерегла его на дороге, когда тот возвращался домой.
Еще издали она заметила мальчика в шубке, крытой тонким сукном. Подошла торопливо.
Ты… Зовут тебя… зовут Борей?
Голос у Лизы обрывался, дрожали губы. Она вглядывалась в толстощекое, разрумянившееся на морозе лицо мальчика с властно очерченным ртом и темными упрямыми глазами. Мальчуган сразу нахмурился, и густые широкие брови сошлись в одну линию, заложив над переносьем глубокую морщину. «Это дедово, Ильчино. А глаза и рот чьи-то вовсе чужие. Выходит, в отца своего».
