— Ну, хорошо. Будь по-твоему.
Он вошел в спальню. Вся его одежда была уложена в чемодан, и там же лежал сверток в коричневой бумаге, куда Бетти упаковала то, что не вместилось в чемодан. Он взял чемодан в одну руку, сверток — в другую, прошел через гостиную и, не говоря ни слова, и вышел из дома. Он направился к маме. Позвонил в звонок. Она открыла дверь.
— Я вернулся, мама.
— Правда, Герберт? Твоя комната ждет тебя. Поставь здесь вещи и входи. Мы как раз садимся ужинать.
Они прошли в столовую.
— Сэмюэль! Герберт вернулся. Давай, сбегай за четвертушкой пива.
За ужином и весь остаток вечера он рассказывал им о своих проблемах с Бетти.
— Ну, и хорошо отделался, — заключила миссис Санбери, когда он закончил. — Я тебе говорила, она тебе не пара. Проста, как грязь. А тебя всегда так прекрасно воспитывали.
Он почувствовал, как приятно спать в своей постели, где он спал всю жизнь, и спуститься к завтраку в воскресенье утром небритым и немытым, и почитать «News of the World».
— Мы сегодня не пойдем в церковь, — сказала миссис Санбери. — Ты расстроен, и мы побудем с тобой.
В течение недели они много говорили о змее, и о Бетти тоже. Они обсуждали, что же она теперь сделает.
— Она попытается тебя вернуть, — сказала миссис Санбери.
— Черта с два я к ней вернусь.
— Тебе придется ее содержать, — предположил отец.
— С чего он должен! — выкрикнула миссис Санбери. — Она заманила его в свои сети, женила на себе, а потом выставила из дома, который он для нее создал.
— Я дам ей все, что полагается, если только она оставит меня в покое.
С каждым днем ему становилось все лучше. Вообще-то, ему начало казаться, что он никогда и не уходил. Он устроился, как пес на своем месте. Мама чистила его одежду и штопала носки — так приятно, готовила любимую привычную еду. Бетти не отличалась великими кулинарными способностями. Сначала еще все шло ничего, когда они выезжали на пикники, но это была не та еда, которой бы удовлетворился мужчина, к тому же он не мог забыть мамину доктрину о том, что никакие консервы не сравняться со свежей пищей. Ему становилось дурно от вида консервированной семги. И как здорово жить в большом пространстве, а не сидеть закупоренным в двух комнатенках, одна из которых служила к тому же и кухней.
— Я совершил самую большую ошибку, когда ушел из дома, мама, — признался он однажды.
— Я знаю, Герберт, но теперь ты вернулся, и тебе незачем снова уходить.
Зарплату он получал по пятницам, и вот, однажды вечером, как только они отужинали, в дверь позвонили.
