— Кто-то его убрал, — с удивлением сказала Кэтлин. Она встала и подошла к роялю. Фотографии были переставлены так, чтобы не бросалось в глаза пустое место.
— Может быть, Миллисент захотелось поставить его у себя в комнате, — сказала миссис Скиннер.
— Я бы заметила. И потом, у Миллисент есть другие фотографии Гарольда. Они у нее заперты на ключ.
Миссис Скиннер всегда казалось странным, что в комнате дочери нет ни одного портрета Гарольда. Она даже раз попробовала завести об этом разговор, но Миллисент его не поддержала. Миллисент сделалась удивительно неразговорчива после своего возвращения с Борнео, и всякие попытки миссис Скиннер проявить материнское сочувствие встречали с ее стороны молчаливый отпор. Она не желала говорить о постигшей ее утрате. Люди переживают горе по-разному. Видимо, прав был мистер Скиннер, советовавший оставить Миллисент в покое. Воспоминание о муже вернуло мысли миссис Скиннер к предстоящему визиту.
— Твой отец спрашивал меня, надеть ли ему цилиндр, — заметила она. — Я сказала, что на всякий случай не мешает.
Прием у каноника был парадным событием. Обычно в таких случаях заказывалось в кондитерской Бодди мороженое, клубничное и ванильное, но кофе-гляссе у Хейвудов всегда готовили дома. Приглашено было все местное общество. Поводом послужил приезд епископа Гонконга, который был школьным товарищем каноника. Гостям было обещано, что епископ расскажет о миссионерской деятельности в Китае. Миссис Скиннер, у которой дочь восемь лет прожила на Востоке, а зять был резидентом в одном из районов Борнео, относилась к этой перспективе с живейшим интересом. Разумеется, она в таких вещах понимала гораздо больше, чем люди, которые не имеют никакого отношения к колониям и колониальным делам.
«Что знает об Англии тот, кто Англию только и знает?» — как любил говорить мистер Скиннер.
Мистер Скиннер, который в эту самую минуту вошел в комнату, был юристом, как и его покойный отец, и имел контору в Линкольнс-Инн-филдс. Каждый день он с утра уезжал в Лондон и только к вечеру возвращался домой. Он получил возможность сопровождать жену и дочерей к канонику Хейвуду лишь благодаря тому, что каноник предусмотрительно избрал для приема субботу. В визитке и брюках в полоску мистер Скиннер выглядел весьма презентабельно. В его наружности не было франтовства, но была скромная внушительность. Это была наружность респектабельного семейного адвоката, каким он и был на самом деле; его фирма никогда не бралась за дела, допускающие хотя бы тень сомнения, и, если клиент излагал ему обстоятельства, которые могли показаться неблаговидными, мистер Скиннер озабоченно сдвигал брови.
