— Как, вы еще не знаете, гражданка?!
— Только что, буквально несколько минут назад…
— …Убили Друга Народа!
— Его зарезала проклятая аристократка!
— Да будь она проклята! Если бы не жандармы, ее бы разорвали на месте!
— Ну, ничего, голову с плеч теперь ей сбреют!
— Мало! Слишком быстро!
Люди как будто получили возможность выговориться — и вовсю пользовались этой возможностью.
Жаклин, похолодев, вспомнила вчерашнюю встречу. Убит Друг Народа! Один из самых кровожадных вождей — даже она, не вдававшаяся в тонкости политики, прекрасно это понимала! И значит…
— Говорите, аристократка? — обратилась она к человеку, одетому как мастеровой, стоявшему ближе всего.
— Да кто ж еще она будет?! Только такая тварь и могла. Да сами на нее поглядите!
Как раз в этот момент жандармам окончательно удалось совладать с толпой и отбить жертву народного гнева. Женщина, убившая Друга Народа, была растрепана, похоже, «революционные гражданки» успели расцарапать ей лицо, пока их увещевали жандармы — но не узнать свою вчерашнюю гостью Жаклин не могла.
«Вот, значит, как… — с ужасом думала она, видя, как женщину уводят, оттесняя от разъяренной толпы, — выходит, я была соучастницей. Но никто об этом не знает? Или — нет?!»
Она была готова со всех ног бежать к Терезе Буиссон, просить, чтобы та держала рот на замке. Но сейчас же Жаклин поняла, что тут никакие просьбы не будут нужны — Терезе и самой совсем не нужно соучастие.
— Друга Народа убили. Что же теперь станет? — вполне серьезно спросил молодой человек, стоявший рядом с ней.
По лицу парня было видно, что он вот-вот готов разрыдаться.
— Ты прекрати такие разговоры, — строго сказал его приятель чуть постарше. — Республика выживет, она покарает убийцу. И тех, кто ее вдохновлял — тоже!
Жаклин смотрела на все это, не зная, что и думать. Видимо, ее лицо приняло совершенно растерянное выражение.
— О, вот и вы! Я знала, гражданка, что мы с вами еще свидимся! — А вот от обладательницы этого голоса гадалке захотелось бежать, причем немедленно. — Жаль, что мы с вами не оказались поближе, а то эти клуши только и способны, что царапаться! — с презрением сказала та самая ряженая «добродетельная домохозяйка», которая не раз являлась Жаклин в кошмарных снах. Теперь она была одета еще хуже — едва ли не в какое-то вретище, — и смотрела на Жаклин вполне безумными глазами.
— О, я знаю, что мы с вами на пару ее бы просто разорвали, — продолжала ряженая.
Жаклин хотела промолчать, но невольно, словно бы язык ей не подчинялся, пробормотала:
