Не каждый аналитик, работающий с детьми, считает это серьезным препятствием в работе. Из работ Мелани Кляйн, например, стало известно, как она справляется с этими условиями и какую технику она выработала в данном случае. В противоположность этому мне кажется целесообразной попытка создать в случае работы с ребенком ту же ситуацию, которая оказалась столь благоприятной для взрослого человека, то есть вызвать в нем каким-либо образом готовность и согласие на лечение.
В своей первой лекции я разберу шесть различных случаев из практики. Это случаи работы с детьми в возрасте между шестью и одиннадцатью годами. Я хочу объяснить вам, как мне удалось сделать маленьких пациентов «доступными для анализа» подобно взрослым людям, то есть привести их к сознанию болезни, вызвать доверие к анализу и аналитику и превратить стимул к лечению из внешнего во внутренний. Разрешение этой задачи требует для детского анализа подготовительного периода, который отсутствует при анализе взрослого. Я подчеркиваю, что все, что мы предпринимаем в этот период, не имеет еще ничего общего с действительной аналитической работой, то есть здесь не идет речь о переводе в сознание бессознательных процессов или об аналитическом воздействии на пациента. Речь идет лишь о переводе пациента из определенного нежелательного состояния в другое состояние, желательно с помощью всех тех средств, которыми располагает взрослый человек в отношении к ребенку. Этот подготовительный период — собственно говоря репетиция анализа — будет тем продолжительнее, чем больше исходное состояние ребенка отличается от вышеописанного состояния идеального взрослого пациента.
Однако, с другой стороны, не следует думать, что эта работа слишком трудна. Я вспоминаю об одной шестилетней девочке, которая в прошлом году в течение трех недель находилась под моим наблюдением. Я должна была установить, является ли трудно поддающийся влиянию, ригидный и тяжелый характер ребенка следствием неблагоприятной наследственности и неудовлетворительного интеллектуального развития или же в данном случае речь шла об особенно заторможенном и запущенном ребенке. Ближайшее рассмотрение выявило наличие необычайно тяжелого для этого раннего возраста невроза навязчивости при весьма развитом интеллекте и очень острой логике. В данном случае весь Подготовительный период протекал очень легко. Маленькая девочка была знакома с двумя детьми, с которыми провела анализ; в первый раз она явилась ко мне на прием вместе со своей подругой, которая была несколько старше ее. Я не говорила с ней ни о чем особенном, лишь дала ей возможность привыкнуть к незнакомой для нее обстановке. Вскоре, когда она явилась ко мне одна, я предприняла первое наступление. Я сказала ей, что она, конечно, знает, почему ко мне приходили ее знакомые дети: один — потому что он никогда не мог сказать правду и хотел отучиться от этой привычки, другая — потому что она слишком много плакала и сама была обеспокоена этим. Не послали ли также и ее ко мне из таких соображений? На это она прямо ответила: «Во мне сидит черт. Можно ли достать его?». В первый момент я была поражена столь неожиданным ответом, но затем сказала, что это можно сделать, но это — не самая легкая работа. И я готова попытаться сделать это с ее участием, если она согласится выполнить то, что я скажу, даже если это будет ей неприятно. Я имела в виду, что она должна будет рассказать мне все. На минуту она серьезно задумалась и затем ответила мне: «Если ты говоришь, что это единственный способ, с помощью которого это можно сделать, то я согласна». Таким образом, она добровольно согласилась выполнять основное правило анализа. На первом этапе мы и от взрослого не требуем большего. Вместе с тем она полностью отдавала себе отчет и о продолжительности лечения. По истечении трех недель родители девочки оставались в нерешительности, оставить ли ее у меня для анализа или же лечить ее другим способом. Она же сама была очень обеспокоена, не хотела отказаться от возникшей у нее надежды на выздоровление и со все большей настойчивостью требовала, чтобы я освободила ее от черта в течение оставшихся трех или четырех дней, после которых она должна была уехать. Я уверяла ее, что это невозможно, что это требует длительной совместной работы. Я не могла объяснить ей этого с помощью цифр, так как в силу своих многочисленных задержек она не обладала еще арифметическими знаниями, хотя уже достигла школьного возраста. В ответ на это она уселась на пол и показала на узор на ковре. «Нужно столько дней, — сказала она, — сколько здесь красных точек? Или столько, сколько зеленых точек?». Я объяснила ей, какое количество сеансов необходимо для лечения с помощью небольших овалов на рисунке моего ковра. Она все отлично поняла и, приняв вслед за этим решение лечиться, приложила все усилия, чтобы убедить своих родителей в необходимости длительной совместной работы со мной.
