– Конкуренция – жестокая вещь. Театр непременно должен быть успешным?
– А каким ещё он должен быть? Он же родился на площади, и вокруг него должна стоять толпа. Оправдание пустых залов каким-то адски изматывающим экспериментом – это полный блеф. Тогда, как говорит Марк Анатольевич Захаров, спектакли можно играть и в лифте. Есть театры, которые поддерживаются незаслуженно. Не секрет, что гостеатры с некоторым пренебрежением относятся к частным проектам: мол, они ставят только коммерческие пьесы, хотя это не так, бывает по-разному. Но сами нередко делают то же самое: занимаются абсолютной антрепризой, переманивают артистов, выплачивают приглашённым звёздам гонорары в конвертах. Всё достаточно непрозрачно. И для меня тут критерий один: если есть художественный лидер – публика заполнит любой зал. Как мучили Эфроса, но его публика шла за ним туда, куда шёл он. Все его знаменитые спектакли – аншлаги. Все спектакли Товстоногова – аншлаги, молодого Ефремова – тоже. Сейчас Додин, Захаров, Любимов.
– Вы говорите о дефиците художественных лидеров, но мало того, что стать лидером не каждому дано, так ещё и под прессом директора, который лидером считает себя, надо суметь отстоять свою позицию. Где выход?
– Нужно, чтобы контракт у режиссёра был не с директором, а с городом. Как и у директора. Чтобы оба несли равную ответственность. Или сочетать худрука и директора в одном лице, как Табаков. Хотя это случай почти уникальный. Не зря он в «Современнике» был самым молодым директором театра.
– Но мэр или губернатор может не быть любителем театра. А в его администрации люди вообще далеки от искусства. Не поменяем ли мы одного самодура на другого?
– Да, если мэр любит футбол, он будет строить стадионы, а не театры. Надо на государственном уровне регламентировать жёсткое требование финансировать театр с соответствующими карательными санкциями. Театр, особенно на периферии, остаётся чуть ли не единственным островком культуры.
– Культуры? А нецензурщина в театре – это тоже культура?
– Терпеть не могу ненормативной лексики в академическом театре, даже если это обусловлено пьесой. Я эту тему закрыл ещё в 93-м году спектаклем «Игра в жмурики». Это субкультура для закрытого экспериментального пространства. Не более того. Но драматурги недаром же пичкают свои пьесы этой лексикой! Секрет в том, что когда эпатировать сюжетом, хорошо сделанной пьесой нельзя, они бьют зрителя энергетикой, заложенной в эти слова. Они ведь не просто так в языке появились. Во времена татаро-монгольского нашествия они обозначали вещи, связанные с кровью и насилием, потому и стали бранными. Использовать это в театре на тысячных залах категорически нельзя. В подвальчике – для своих, где дикий натурализм и всё подлинное, от костюма до еды, и главное, если есть гуманистический посыл. А не ради шокового эффекта.
