Литературная Газета 6298 (№ 43 2010) | страница 29




Книги «Кремлёвские жёны», «Дети Кремля» произвели в 90-е годы взрывное действие. И не в последнюю очередь тем, что вы раскрывали в них тайны властных структур.

– Когда книга «Кремлёвские жёны» вышла в 1993 году, она стала очень известной и читаемой в разных странах. Что происходит «наверху», то спрятано, поэтому всегда интересно. Кстати, пиратских изданий у меня до сих пор множество. Есть в этом своего рода польза – от тиражей не разбогатела. Людям писательского труда большие деньги вредны. Расслабляют дух и выхолащивают душу. Книга живёт, издаётся, её любят и к ней активно относятся. Чего ещё желать. Никуда никогда не ухожу от женской темы. «Жена и муза» – моя книга о музе Пушкина, о принцессе Баденской, ставшей женой императора Александра I. Не я одна считаю (это понимали Гейченко, Дудин, Орлов), что она всю жизнь оставалась музой Пушкина. Бесконечно люблю великую женщину Евдокию Московскую, жену Дмитрия Донского. Она двенадцать раз рожала. После смерти супруга стояла во главе Московского княжества. Построила в Кремле Вознесенский монастырь и храм Рождества Богородицы. Теперь на тех местах правительственные службы. Евдокия была забыта так, как будто её не было. К счастью, сегодня она возвращается. Создан фонд её имени. При внимательном участии жены президента Дмитрия Медведева появился храм Евдокии Московской в Котлах. Это место связано с её деятельностью.


Если продолжать тему «Кремлёвских жён», я бы хотела затронуть эмоциональный момент, касающийся вас. В одном из интервью вы упомянули, что не захотели встречаться с женой Берии и вообще, когда знакомились с материалами, касающимися судеб кремлёвских жён, испытали моральный стресс. Насколько часто в работе вам приходилось испытывать некомфортные чувства?


– Испытывала их, читая дела посаженных в тюрьму жён начальников. Сами начальники сидят в Кремле, а жёны – в лубянском подвале. Между ними – всего один километр. Слов не хватает. Что касается жены Берии, то я опасалась полюбить её. Активные чувства мешают при понимании исторических событий. Никаких личных чувств не должно было быть. И всё равно симпатии, так или иначе, возникали. Серьёзно отношусь я к Надежде Константиновне. Она в молодости была красивая – революционная работа уничтожила её красоту. В каждом отдельном случае у кремлёвских жён была своя драма.


Слово «история» переводится с древнегреческого как «расспрашивание», «исследование». По сути, создавая эти книги, вы творили историю. А когда вы начали заниматься этим, осознавали ли вы меру ответственности? Не страшно ли было?