Эдгар Аллен Маккиннон сидел, подавшись вперед, и улыбался на этот раз настоящей, искренней улыбкой, а не суррогатом, призванным скрыть боль в спине. Он искренне любил Беккера, наслаждался разговором с ним и часто думал, что у них много общего. Молодой агент, напоминавший ему самого себя в молодости, был выкован из того сорта стали, из которого сделаны немногие, и чему остальные могут только завидовать. Беккер не нуждался в рекламе, он был подлинным шедевром, если держаться аналогии со сталью. Люди типа Хэтчера – очень полезные, самоотверженные и трудолюбивые – всю жизнь следуют установленным правилам и поэтому разгребают рутину: в этом их предназначение. Они заслуживают доверия, проявляют скрупулезность, не пропуская ни единой детали, но в широком смысле не понимают, для чего делают то или иное. Их разум не способен охватить дело целиком. Для этого требуется искра гениальности. У Беккера такая искра имелась. Между Хэтчером и Беккером та же разница, размышлял Маккиннон, что между человеком, ловящим рыбу сетью, и рыболовом, который пользуется линем и самодельной наживкой: они оба добиваются успеха, но только один из них разбирается в повадках добычи.
Беккер попросил его о частной беседе без участия Хэтчера, поэтому Маккиннон предположил, что разговор пойдет именно о нем. Но еще по тону приветствия он понял, что Беккера беспокоит что-то другое, более важное для него, чем бюрократические склоки.
– Я хочу отстраниться от расследования, – заявил Беккер после короткого обмена шутками.
От неожиданности Маккиннон выпрямился. Встреча, кажется, обещала быть не столь приятной, как ему рисовалось в воображении.
– Давай, выкладывай все до конца, – потребовал он.
Беккер покачал головой.
– Мне не хотелось бы этого касаться. Это глубоко личное.
– Что с тобой, Джон? Тебя достал Хэтчер?
– Хэтчер тут ни при чем. Если необходимо, я могу терпеть его общество.
– Тогда в чем дело?
– Я откомандирован к вам только временно, на добровольных началах, и, если надо, могу уйти без объяснения причин.
– Ты прав, но говори это кому угодно, только не мне. Рассказывай, что у тебя стряслось.
Беккер помолчал, раздумывая, стоит ли отвечать, потом спросил:
– Тебе приходилось убивать?
– Да, – подтвердил Маккиннон. В разговоре с другим он добавил бы привычную присказку, что это была необходимая самооборона, но перед Беккером ему не требовалось формальное оправдание.
