— У вас часы бегут, — пожаловалась Лысюка.
— Где? — удивился Касимсот и посмотрел на компас. Потом на Нямню Назуковну. Потом на кувалду, которую она нежно прижимала к декольте.
— Это что у вас?
Лысюка покраснела, но ответила с достоинством:
— Это у меня грудь.
— А на груди?..
— Бюстгальтер…
— А на бюстгальтере?
— На бюстгальтере инициалы… — вспыхнула Нямня.
И она показала вышитые люрексом литеры Х и Б.
— Почему Ха и Бэ? — не понял Люлик.
— Потому что Хрюндигильда Брудерсдоттер, неужели нельзя догадаться?
— Лысюка не на шутку рассердилась.
— Так вас же зовут…
— Какая разница, как меня зовут? — Закинув ногу на ногу, Нямня Назуковна оглядела себя, решительным движением поправила бюстгальтер и одернула платье. — Он мне все равно больше идет.
Люлик потряс головой, избавляясь от наваждения, и поставил вопрос корректнее:
— А что вы в ручках держите?
— Ах, это! — Девица ласково погладила тёшшу. — Это кувалда.
— Железная? — уточнил капитан.
— Не вся, — посчитала нужным объяснить Лысюка. — Рукоятка деревянная.
— Так какого черта ты рядом с компасом делаешь? — На компасе от децибел лопнуло стекло.
Лысюку как ветром сдуло.
Оставшись один, Касимсот мог совершенно спокойно предаваться панике.
Компас испорчен, звезд не видно, управление отсутствует, бриллианты потеряны… и самое поганое — Лысюка хочет замуж за Мумукина.
— Надеюсь, что ему сейчас плохо, — сказал Люлик и успокоился. По крайней мере на пароходе шторм пережить гораздо легче, чем на шлюпке.
— Лю-улик!.. Ау-у! — орал охрипший уже Тургений. — Помоги-ите!..
Шторм прекратился так же внезапно, как и начался. Умиротворяюще шелестели волны, орали чайки, Люлик, разумеется, слышать Мумукина не мог, да и вряд ли хотел, ибо пароход «Ботаник» и сам в данный момент не мог определиться со своим положением в пространстве.
Бурю, кстати, Мумукин с Трефаилом перенесли на удивление легко — забились в кубрик, накрылись одеялами и пили обнаруженную под лавкой угольную настойку «Самый Гон». Едва друзья напились до той степени, когда качает лежа, головокружение в голове вошло в резонанс с колебаниями волн — и качка перестала чувствоваться. Убаюканные воем ветра, отважные мореплаватели заснули в обнимку под лавкой и проснулись только утром.
Рекогносцировка, произведенная совместными усилиями, результатов не дала: Трефаил умел ориентироваться только по угольной пыли на деревьях, по дорожным указателям и по «скажите, пожалуйста, где здесь ближайшая пивная?», а Тургений вообще страдал редкой формой топографического кретинизма, при которой не мог сориентироваться даже в своих карманах.
