Тернер пребывал в отвратительном состоянии: все его члены ныли, в груди ощущался нарастающий дискомфорт. Поэтому он заказал себе большую порцию джина с тоником и, дождавшись, пока бармен наполнит его стакан, устроился за столиком у самого выхода. Стакан опустел очень быстро, вторую порцию напитка ждала та же участь. Третий стакан Тернер выпил уже не торопясь. К тому моменту большая стрелка на часах бара перевалила за цифру семь. Когда Тернер в четвертый раз с полным стаканом вернулся к своему столику, там уже сидел тот, кого он ожидал. Этот неожиданно появившийся мужчина показался ему смутно знакомым, но к этому времени Тернер уже принял изрядную дозу этанола и его реакции стали несколько заторможенными.
– А, вы… – Местоимение послужило приветствием.
Алан Розенталь улыбнулся.
– Я, – согласился он.
Розенталь был в длинном черном кожаном пиджаке, фалды которого, когда он сидел, свисали почти до пола. Его руки обтягивали элегантные кожаные перчатки, которых он, вопреки правилам этикета, не снял.
Тернер начал разговор воинственно:
– Я хотел говорить со Старлингом. Не с вами.
– Но придется говорить со мной, – отрезал собеседник. И, раз и навсегда решив этот вопрос, продолжил: – Какие у нас проблемы?
Джин с тоником подогрели страх Тернера, и он отпустил тормоза. Перегнувшись через стол, он оказался лицом к лицу с Розенталем и произнес:
– Протей, вот что.
Это слово произвело на Розенталя сильное впечатление, однако на его лице не дрогнул ни один мускул. Напротив, он заговорил совершенно спокойным тоном:
– Вы кричите, Робин.
– Не смейте называть меня Робином! Для вас я профессор Тернер!
– Ах, ну да, совершенно забыл, что вас повысили в должности. – Голос Розенталя оставался таким же монотонным, а лицо – бесстрастным.
Тернер презрительно усмехнулся:
– Впредь не забывайте этого. Теперь я профессор. Розенталь не преминул вежливо заметить:
– В таком случае и вас попрошу не забывать, кому вы обязаны своим профессорским званием.
Тернер был уже настолько пьян, что не сразу смог отреагировать на этот выпад:
– Возможно, и вы не забудете, что я знаю.
– То есть?
Тернер закашлялся, и его грудь пронзила резкая боль. В баре было тепло, но ведь вокруг полно народу, а на улице – весенняя слякоть. Возможно, это так, ничего…
– Принесите мне еще джина, – велел он, и Розенталь кивнул с непроницаемым видом. Вернувшись со стаканом, он заметил:
– Вы расстроены.
Тернер осоловевшим взглядом уставился на собеседника, не веря собственным ушам.
