«Если Ноакс умрет, я с ней никогда больше не буду разговаривать!»— решила она. И в полном отчаянии сказала:
— Если вы не знаете, как его вылечить, так и скажите. Я тогда понесу его к другому врачу.
Удивленный ветеринар вскинул глаза, и в эту секунду Ноакс, вытянув шею, куснул его за палец. Ветеринар выругался и усмехнулся.
— Ладно,— вдруг согласился он.— Вижу, что бойцовский дух в нем еще жив. Но лапу ему придется отнять. Пользы от нее не будет, а сейчас она источник инфекции. Только помни, я не обещаю, что он выживет. Но если за ним как следует ухаживать, то надежда есть. Последнее время он, по-видимому, жил в плохих условиях, да?
Мэри кивнула головой. Она могла бы объяснить, что она не виновата, но зачем? В груди у нее сидел тугой комок, глаза жгли слезы.
— Я обязательно буду за ним ухаживать,— прошептала она. Обхватив себя руками, она сидела в приемной на стуле и бормотала:
— Если Ноакс поправится, я всю жизнь буду хорошей. То есть постараюсь быть хорошей. Пусть только поправится...
На стене висели часы. У них была красная секундная стрелка, которая не бежала, а ползла. «Минута на этих часах похожа на час»,— думала Мэри.
Она смотрела на часы и продолжала нараспев:
— Только бы Ноакс поправился, только бы поправился, и я буду хорошо себя вести...
Ей казалось, что замолчи она — и Ноакс умрет прямо под наркозом.
__ Только бы Ноакс поправился, только бы поправился...
Открыв дверь, врач увидел, как шевелятся у нее губы, и кашлянул, предупреждая о своем появлении. Она сползла со стула и встала перед ним, вытянувшись струной, как солдат на параде.
— Все в порядке. Оказалось не так страшно, как я думал. По-моему, он выкарабкается.
Мэри прошла вслед за ним в операционную. В воздухе стоял какой-то сладковатый запах. Ноакс лежал в своей корзинке, а нога у него была забинтована.
— А теперь слушай,— сказал ветеринар.— Спать он будет долго. Кормить его до завтра не нужно, может, немного молока, если захочет. Но потом ты должна кормить его регулярно. Сначала что-нибудь легкое — например, взбитое в молоке сырое яйцо, можешь добавить туда каплю коньяка. Рану не трогай. Когда рана заживет, бинт отпадет сам собой.
— Сколько я вам должна?—спросила Мэри.
Прежде всего следовало поблагодарить врача, но она была так напряжена, что не могла подыскать нужных слов.
Ветеринар, по-видимому, ничего не имел против денег.
