Мэри решила, что не выдержит, если и Саймон скажет нечто подобное, а потому заранее сжала кулаки и, затаив дыхание, приготовилась к худшему.
Но он сказал лишь:
— Извини меня, пожалуйста. Тогда, наверное, из-за близнецов. Но честное слово, тебе не о чем беспокоиться, они любят приставать, я знаю, но они не ябедничают. Во всяком случае, когда понимают, что говорить не следует...— И так как Мэри смотрела на него непонимающими глазами, он, вспыхнув, добавил:—Я говорю про сегодняшнее утро.
Нынешнее утро казалось далеким, как забытый-презабытый сон. Вспомнив, Мэри опустила голову:
— Дело совсем не в этом, дурачок.
— А в чем же?—все еще терпеливо спросил Саймон, но Мэри послышалась в его голосе более резкая нота, словно пройдет минута-другая и ему надоест эта односторонняя беседа.
Она быстро взглянула на него, боясь, что он рассердится, но у него был озадаченный и одновременно заинтересованный вид. И ей вдруг захотелось рассказать ему все.
— Ты мне не поверишь, если я расскажу,— сказала она и встала, потому что была больше не в силах сидеть на месте.
Она с трудом добралась до кромки маслянисто-густой воды, сердце у нее стучало в груди, а ладони стали влажными. А вдруг мальчика нашел полицейский? Вдруг он уже в тюрьме, в темной, душной камере? Или, того хуже, умирает в больнице, а над ним стоит доктор и, качая головой, говорит: «Если бы его нашли раньше, нам, возможно, удалось бы спасти ему жизнь...»
— Откуда ты знаешь, что я тебе не поверю? — спросил Саймон у нее за спиной, и она почувствовала, что все накопившиеся у нее от сознания собственной вины слезы вот-вот хлынут градом. Она с яростью обернулась к нему.
— Хватит болтать... От этого нет толку... Надо быстро что-то делать...— Глаза у нее были полны слез, она ничего не различала.— Это ужасно,— всхлипнула она.— С ним могло случиться все что угодно...
— С кем?—спросил Саймон и, когда она не ответила — она хотела, но у нее перехватило горло,— взял ее за плечи и довольно сильно встряхнул. Потом отпустил и велел:—Ну-ка рассказывай! Кто это «он» и что произошло?
У него был тон доброго дядюшки, словно Мэри не одних с ним лет, а гораздо моложе — скажем, Полли или Аннабел. В другое время Мэри, услышав такой тон, может, и возмутилась бы, но сегодня он успокоил ее. Саймон говорил с участием и так по-взрослому, что к ней снова вернулось то ощущение, которое она испытывала раньше: он придумает, что делать.
