"И это уже в который раз за эти полдня ты прокололась, а с такими темпами, матушка, вы далеко не уедете…" — ехидно прокомментировал мой внутренний голос.
В этот момент вдалеке показалось розовое платье Матильды. Она шла быстрым шагом по аллее. Увидев нас на скамье, почти бегом она устремилась к нам. Ее появление спасло меня от ответа и любых комментариев "сестры".
— Ах, насилу нашла вас, барышни. Уж забрались вдаль, так забрались, — с трудом выдохнула запыхавшаяся Матильда. — Уж и на стол подали. Маменька ждет вас отобедать. Извольте идти в дом.
Нам ничего не оставалось делать, как подчиниться приказанию "маман".
— Я кое-что рассказала сестрице, и Гэйби, что-то да вспомнила, — победоносным тоном сообщила Сесиль няньке, когда мы шли по главной аллее к дому.
Но вместо одобрения, Матильда неожиданно строгим тоном сказала:
— Барышня, доктор Гэйби велел ей не силиться ничего вспоминать. Память, мол, сама придет. Эти разговоры могут волновать Габриэль.
— Но…, - робко начала Сесиль.
— Никаких "но", Сесилия Николавна! — строго обрезала ее нянька.
"Сестра" не смела больше спорить с авторитетом Матильды Леопольдовны и тут же послушно замолчала. Ее большие глаза наполнились слезами, а лицо приняло огорченное выражение. Я же в этот момент почувствовала странную смесь разочарования и облегчения.
Только теперь я заметила, что день незаметно перевалил за полдень и солнце немилосердно жарило. От залитых дневным солнечным светом аллей шел жар нагретой земли и гальки. С непривычки в длинном платье мне было жарко, корсет сильно давил, руки вспотели в перчатках, а шея и грудь под кружевами неприятно взмокли. Жутко хотелось пить, а также стащить с себя неудобное платье, и даже принять прохладный душ. Но о последнем мне приходилось лишь только втайне мечтать, желая, как можно скорее, вернутся к себе домой. Но пока что я могла попасть домой лишь в своих мечтах или во сне. При мысли о доме в душу закралась такая тоска, что я безучастно позволила няньке завести меня в холл. Приятная прохлада пахнула мне в лицо, и я с наслаждением стащила с себя перчатки и шляпку. Все окна в холле были открыты нараспашку, и прохладный сквозняк гулял по огромной зале. Было настолько приятно, что я подставила свое разгоряченное лицо прохладному ветерку. Где-то на втором этаже слышалась возня, тихие голоса Милы и Марфы, из-за полуоткрытой боковой двери слышалась чья-то перебранка. В холл степенно вошел Иван. Его спокойное уравновешенное не выражало ровно никаких эмоций. Он плотно притворил за собой дверь и этим приглушил ругань. Я с интересом прислушивалась к колоритным простонародным оборотам речи, находя некоторое сходство с тем непечатными словами, коими изъясняются некоторые личности в мое время.
