«Да, может быть, все это к лучшему, — думал Альбинус. — Наша любовь теперь чище и одухотвореннее. Если она не бросает меня, значит, действительно любит. Это хорошо, это хорошо». И вдруг ни с того ни с сего он начинал громко рыдать, рвал мрак руками, умолял, чтобы его повезли к другому профессору, к третьему, к четвертому, только бы прозреть, все, что угодно, операцию, пытку, прозреть…
Рекс, беззвучно позевывая, брал из вазы на столе пригоршню вишен и отправлялся в сад.
В первое время совместного житья Рекс и Марго были очень осмотрительны, хотя и позволяли себе всякие невинные шутки. Перед дверью своей комнаты, в коридоре, Рекс на всякий случай устроил баррикаду из ящиков и сундуков, через которую Марго по ночам перелезала. Альбинус, впрочем, после первого обхода дома перестал интересоваться его топографией, зато спальню свою и кабинет изучил досконально.
Марго описала ему все краски там — синие обои, желтые шторы, — но, по наущению Рекса, нарочно все цвета изменила. Рексу казалось весело, что слепой будет представлять себе свой мирок в тех красках, которые он, Рекс, продиктует.
В своих комнатах у Альбинуса почти было ощущение, что он видит мебель и предметы, и он чувствовал сохранность, безопасность. Когда же он сиживал в саду, то кругом была неведомая бездна, ибо все было слишком велико, воздушно и многошумно, чтобы можно было сложить это в единую картину. Он старался научиться жить слухом, угадывать движения по звукам. Вскоре Рексу стало затруднительно незаметно входить и выходить. Как бы беззвучно ни открывалась дверь, Альбинус сразу поворачивал голову в ту сторону и спрашивал: «Это ты, милая?» — а затем сердился на нерасторопность своего слуха, когда Марго отвечала ему из другого угла.
Проходили дни, и чем острее он напрягал слух, тем неосторожнее становились Рекс и Марго, привыкая к надежности завесы слепоты. Вместо того чтобы, как прежде, обедать на кухне под обожающим взглядом старой Эмилии, Рекс преспокойно садился за стол с Марго и Альбинусом. Он ел с виртуозной беззвучностью, не прикасаясь металлом к фарфору и жуя, как актер в немой фильме[70], идеально синхронизируя ритм движений своих челюстей с ритмом Альбинуса и музыкальным рисунком нарочито громкого разговора Марго, на фоне которого делалось не слышно, как жуют и глотают мужчины. Однажды он поперхнулся. Альбинус, над которым наклонялась Марго, наливая ему чашку кофе, вдруг услышал в конце стола странный хлюпающе-хрюкающий звук. Марго спешно затараторила, но он прервал ее, взмахнув рукой:
