- Внимание, на холме! Всем оставаться на своих местах! Святитель Ока, просим соблюдать спокойствие! Всем оставаться на местах!
Люди на холме что-то нестройно поют. Холм уже близко, видны заросшие рыжими бородами худые лица мужчин, докрасна загорелые лица женщин. Рты исступленно разинуты, глаза обращены к небесам, игнорируя назойливые вертолеты, сотни голосов негромко, но истово тянут какую-то молитву. Пророка Оку отсюда уже не видно, деревья и шеренги людей закрыли его. Зато видно, как в одном месте, все ниже и ниже по склону, шеренги раздаются и вновь смыкаются - кто-то, расталкивая людей, спускается ниже и ниже.
Блеяние на поле перерастает в угрожающий грай. Над головами Венома и Таука проносятся какие-то красные, огненные полосы, отозвавшись на склоне пронзительными воплями. Вертолет, заходящий на посадку метрах в ста правее, выплевывает в сторону плотных рядов мятущихся, колеблющихся черных фигур длинную пулеметную очередь - ряды отзываются на это тучей взлетающего воронья. Дымные красные полосы протягиваются к вертолету - правда, ни одна не долетает, но жухлая трава на поле вспыхивает неестественно сиреневым, но очень жарким, практически бездымным пламенем. Пилот, видимо, испугавшись этого странного огня, вновь поднимает машину.
- Я же говорил, нельзя приближаться, - устало говорит Кауст.
- Лина, - говорит вдруг Веном.
Они уже чувствуют запах давно не мытых тел, волной исходящий от плотных шеренг белых рабов - те все тянут на своем языке: "Боги святые, боги крепкие"... Из раздавшейся передней шеренги к Веному и Тауку устремляются трое. Высокий, плечистый темнокожий - это, судя по всему, барон Рриоо. Лина Джаспер, наша пропавшая "ноль пятнадцать", она же виконтесса Лиина Шер Гахоо, одета почему-то в форму оанаинской береговой охраны с сержантскими погонами. Рядом с ней и бароном бежит перепуганный белый рыжеволосый мальчик лет двенадцати.
- Виконтесса Шер Гахоо! - гремит голос с неба. - Лечь на землю, руки в стороны! Вы и ваши спутники арестованы! В случае неповиновения открываю огонь!
Визг, мяв и блеянье со стороны кустов внезапно взмывают в какой-то стогласный вой, и десятки передовых бесов, визжа, бегом кидаются вперед.
- Бел нейр амис, бел овамис! - надрываясь, тянут, не отрывая глаз от стылого осеннего утреннего неба, белые шеренги на холме.
- Шаг! - кричит Лина, подбегая. - Шаг, прости!
- Я же говорил. - Голос Кауста в эфире падает до трагического шепота.
Я ничего не говорю - я оцепенел, мне нечего ни скомандовать, ни просто по-человечески сказать, с языка только так и рвется дурацкое "прощайте, ребята", но я молчу.
