Дети ржавчины | страница 37
– Мусора, говоришь? Ну почему же? Представлю.
Петька пристально посмотрел на меня.
– А ну, выкладывай, – велел он.
– Может, сначала ты договоришь?
– Собственно, я уже договорил…
Я кратко поведал Петьке о своих видениях. Рассказал все честно, ничего не утаивая. Даже про ночные слезы не умолчал. Он слушал меня, и было видно, что надежд разобраться по горячим следам остается все меньше. Все только запуталось.
– Мы серьезно влипли, Олег, – сказал он.
– Это неизвестно, – я покачал головой. – Надо еще разбираться.
– Все известно! Ты хоть понимаешь, что мы немедленно должны обо всем доложить начальству?
– Доложим. Не первый раз. Сделают нам тесты, экспертизы – на амнезию, на шизофрению, на еще какую‑нибудь дрянь, разберутся, что опасности мы не представляем. Лично я никаких других изменений в себе не чувствую.
– Нет, Олег, ты так ничего и не понял. Скажи, ты согласен, что после того, как это ершовское чудище ударило нам по мозгам, у нас открылось какое‑то шестое чувство? Ну посуди сам – раз я по фотоснимкам могу определять имена и биографии…
– Ты – да. А что со мной – еще неясно.
– Да все тут ясно, Олег! Знаешь, кто теперь мы с тобой? – он даже понизил голос. – Мы – аномалы! Дошло?
– Аномалы… – я словно бы попробовал это слово на вкус. Вкус показался горьковатым.
– Именно! Мы не можем оставаться штатными экспертами Ведомства. В лучшем случае – консультантами, внештатниками, – продолжал Петя. – Отныне мы с тобой – все равно что следователь с тремя судимостями.
– Нет, подожди, не торопись, – попытался протестовать я. – Может, это временно. Может, оно как‑то…
Петя фыркнул.
– Не веди себя, как чуть‑чуть беременная девушка. «Может быть, оно рассосется» – ты это хотел сказать?
– Петя, – я попытался его успокоить, – давай не будем пока ничего докладывать. Давай сами попробуем разобраться.
– Да? И как ты думаешь разбираться?
– Не знаю еще. Надо думать. Ты сам‑то как считаешь, что это? Гиперзрение, сенсорная память… что?
– Нет, Олег, – Петя вдруг стал сосредоточенным и спокойным. – Это не сенсорная память. Это остаточная структурная память.
– Структурная… – начал было я, и тут же екнуло сердце. – Как ты сказал?!
– Видишь ли… Я заметил, что не только фотографии вызывают у меня разные мысли и догадки. Пока еще разобраться трудно, в голове мешанина… Дело в том, что я вспоминаю даже те события, в которых мои родители не участвовали, и никаких предметов, связанных с ними, у нас нет. Эти вещи происходили до того, как они родились. Мне сдается, что, покопайся я еще в своих мозгах, вспомню и царя‑батюшку, и ледовое побоище, и еще бог знает что. Я вспоминаю то, что видели и помнили все мои предки, понимаешь?