Хоть и жаль было свежего ветра, но привычка дала о себе знать. Выйдя из монастыря, Андрей Николаевич потянулся за сигаретами, закурил, затянулся глубоко и побрел неспешно по аллее мимо Святого источника к распахнутым вратам второго монастырского комплекса — уже отреставрированного, жилого и живого. Перед воротами он аккуратно потушил сигарету, выбросил окурок в урну и даже воздух выдохнул.
Пройдя сквозь толстые стены — они же жилые корпуса — вгляделся Петров в картину, открывшуюся в зубчатом полукруге арки, и радость света и цвета снова охватила его. Те же чистые тона, что на фресках в Троицком храме: солнечное золото на крестах Преображенского собора, и та же бирюзовая синева — от неба, от озера, от куполов и цветников, от зелени травы на ухоженных газонах и елей на горизонте. Все это перетекало друг в друга, играло все новыми оттенками единой гаммы, когда-то безупречно созданной старыми мастерами.
— Да где, как не здесь явиться на землю Святой Троице?! — вслух воскликнул неожиданно для себя Петров и смущенно оглянулся: не услышал ли кто?
Услышали. В шаге от него, чуть позади только, стояла и улыбалась нежно дивной картине молодая женщина. Андрей еле отогнал от себя искушение сравнить ее с любимым образом Казанской Божьей матери нового письма, первым в своей жизни, подаренным ему при крещении. Старшие друзья благословили — командир корабля с супругой. Первый пилот был верующим не внешне, но глубоко внутренне. Никогда бесед душеспасительных с экипажем не вел, никого не тащил в Церковь насильно. Но летчики все под Богом ходят, как и моряки. Среди них атеистов мало. Воцерковленных по-настоящему, конечно, тоже немного. Но и неверующих совсем — нет.
В Кюрасао, после сложной посадки чуть ли не в сердце бушующего над океаном урагана, причинившего немало бед, Петров сам постучался ночью в номер командира, спасшего в очередной раз свой экипаж. И попросил быть крестным. «Взрослым крестные не положены», — улыбнулся тот. Однако, когда отлетали контракт, Юра не забыл просьбы, выдернул Андрея с дачи, отвез в Таллин и все устроил с крещением.
Андрей Николаевич не был человеком восторженным и наивным. К Богу приходил трудно, не умом, но сердцем, отгоняя порой скептические мысли, исполненные инженерной логики. Но после первого Причастия все сомнения растаяли — Таинство помогло.
И детские сказки снова вошли в жизнь Петрова. Да-да, сказки. Он ясно, воочию увидел вдруг, что жизнь исполнена чудес и чудесных героев, и чудесных возможностей, и страшных мук, и бесстрастных чудовищ. И объяснилось внезапно то, что никогда не мог он объяснить себе с помощью марксистско-ленинской философии и истории, естественнонаучных знаний и диплома о высшем инженерном образовании.
