Страшнее пистолета | страница 54
Дед Тихон готовил мази и травяные отвары, довольно неприятные на вкус. Но Кирилл постепенно привык к своему ежедневному чаю, и пил его даже с удовольствием.
Потому что и травы, и мази были прочно вплетены в канат, которым старики вытягивали найденыша из‑за грани бытия.
Но вряд ли обычные, пусть и чудодейственные средства смогли бы справиться с отравой, разъевшей тело Кирилла и снаружи, и внутри. Слишком глубоко проникла химия, изменив, скорее всего, саму структуру клеток. Другого объяснения почти ураганному распаду плоти без медикаментозной подпитки Кирилл найти не мог.
Сколько пролежал он тогда в заброшенном охотничьем домике, Кирилл не знал. Ему казалось — вечность, но вряд ли больше двух дней, иначе процесс разложения тканей стал бы критическим. Появись его старики днем позже — и помочь Кириллу не сумел бы даже Никодим.
Почему даже?
Потому что этот старик, никак не вписывающийся в современную реальность, владел какими‑то совершенно невозможными сегодня знаниями и силой. Мази и отвары Тихона, безусловно, помогали, но они лечили тело снаружи, справиться же с измененным организмом найденыша не могли.
И первые три дня от Кирилла не отходил Никодим. Мрак, притаившийся внутри, не желал сдаваться без боя и отпускать уже почти проглоченную жертву не собирался. Наоборот, он поглубже запустил в тело Кирилла когти, заставляя его корчиться и выть, забыв обо всем на свете.
Находясь в полубессознательном, полубредовом состоянии, Кирилл постоянно видел рядом с собой Никодима. И то, что происходило, можно было объяснить именно бредом.
Ну а как иначе? Где взять научное объяснение ослепительному свету, полыхающему вокруг старика? Раньше подобное Кирилл видел только в кино.
Вот Никодим сидит за столом, быстрым речитативом произнося что‑то малопонятное, вроде бы на старославянском языке. Вот он медленно встает, поднимает руки, в комнате начинает разгораться странное сияние, источником которого является старик. Сначала слабый, едва мерцающий свет становится все ярче, кажется, что в избушку непонятно как вкатилось солнце.
Но все это Кирилл видит словно сквозь пелену черного вонючего дыма, сочащегося из его собственного тела. Дым клубится, выпускает щупальца, пытается ужалить свет, но тут же отступает, концентрируясь вокруг жертвы плотным коконом.
Боль такая, что нет сил не то что выть — дышать. Кирилл хрипит и корчится от удушья, и в этот момент старик резким движением словно бы бросает что‑то в его сторону. Это что‑то — сконцентрировавшийся в острые лучи свет, вонзающийся в кокон и разрывающий его в клочья.