Вот такой любопытный коллективчик и выпал на залитый августовским солнцем перрон Оленегорска. Хотя «залитый» — не совсем подходящий эпитет для блеклого света, с трудом растянувшего свое покрывало по поверхности земли. Ох‑хо‑хо, тяжеленько приходилось свету, ведь имелась не только земля, а еще и деревья, и дома, и толпешка очередных «энтузиастов», любителей «непознанного». Ребята, а вы никогда не задумывались, что «непознанное» так называют именно потому, что оно вовсе не стремится быть познанным? И может активно этому сопротивляться.
Не задумывались? Ну‑ну.
А ребята тем временем, разобрав рюкзаки, направились в сторону автовокзала, откуда механизированная повозка, хрипя и взвывая коробкой передач, дотащила их до Ловозера.
Хотя вечер в августе на Кольском полуострове — понятие весьма относительное. Кроты бы расстроились.
Городок у озера был крохотный, и меховой воротник тайги подступал совсем близко.
— Красиво‑то как! — восхищенно пролепетала Дина, робко прикоснувшись к плечу Тарского. — Правда, Антошенька?
— Я понимаю, Дина, что в твоей жизни было мало красивого, начиная с отражения в зеркале, но восхищаться городской свалкой — это уже слишком! — насмешливо фыркнул Антон, кивая в сторону кучи мусора, вольготно раскинувшейся возле автостанции. — Хотя в твоем случае…
Договорить красавчик не успел, потому что пролетавший мимо кулак Вадима явно не собирался разминуться с холеной физиономией и смачно впечатался где‑то в районе левой скулы. Скула немедленно оправдала свое название и заскулила, меняя оттенок.
Антон нелепо взмахнул руками и улетел в направлении той самой кучи мусора.
Помочь ему подняться никто не спешил. Девушки окружили побледневшую Дину и наперебой успокаивали ее. Но, как всегда бывает в подобных случаях, чем больше тебя жалеют — тем быстрее ты заплачешь. Что и произошло.
Мужская часть команды окружила потиравшего кулак Вадима и мрачно смотрела на брезгливо отряхивавшего налипший мусор Тарского.
— Извинись, — сквозь зубы процедил Плужников.
— В смысле? — надменно приподнял бровь Антон. Но тут же болезненно скривился, пощупав щеку. — Перед тобой, что ли? За то, что получил по морде? Навыки охранника, смотрю, в плоть и кровь въелись, ручонками размахивать не разучился. Долдон.
— Стой, не надо. — Борис едва успел перехватить рванувшегося было к Антону Вадима. — Не стоит больше руки об него марать. А ты, урод…
— На себя посмотри.
— Так вот, — невозмутимо продолжил Марченко, — ты, урод, с нами дальше не пойдешь.
