— Напрасно.
— Да если бы я знал, чего это будет стоить, плюнул бы на все и умотал на Канары! Все равно все бабы устроены одинаково, и если ты, Осенева, возомнила себя особенной — то позволь тебя разочаровать, ничего в тебе нет, кроме гонора и выпендрежа! А могла бы покайфовать, да еще как! Впрочем, подробности можешь уточнить у своих подружек, они, думаю, с удовольствием поделятся впечатлениями.
— Ты что имеешь в виду, урод? — Вадим начал медленно подниматься.
— За языком следи, а? — побагровел Борис.
— Да пошли вы все на…!
Этой изысканной фразой Тарский решил поставить точку в дискуссии.
Для придания точке весомости следовало в ускоренном темпе покинуть место дебатов, иначе можно было огрести кое‑чего более весомого.
И Антон, презрительно усмехнувшись, спортивным шагом направился к избушке. Впрочем, попой он не вилял, а значит, к спортивной ходьбе метод его передвижения отнести было нельзя.
Он просто быстренько свалил.
А в беседке главным действующим (вернее, бездействующим) лицом была тишина. Причем не благостная тишина храма, а пульсирующее напряжением затишье перед взрывом.
Который вскоре и бабахнул. Горько, навзрыд плакала Дина, возмущенно галдели Ирина и Нелли, оскорбленные намеками Тарского, Лена с трудом удерживала на месте рвущихся хорошенечко напинать паршивцу мужчин.
В целом все было очень мило.
Веселье продолжалось минут сорок, а потом постепенно утратило интенсивность. Осталось только ощущение гадливости.
Лене нестерпимо захотелось погрузиться в ароматную ванну, украшенную пышной пенной шапкой. Закрыть глаза и впасть в нирвану, очиститься душевно и физически.
— Это же надо было так испортить всем настроение! — Путырчик крутил в руках пластиковый стакашек, тщетно надеясь, видимо, что сила верчения выдавит из стенок хоть пару капель релакса. — И зачем мы только этого урода с собой взяли! Я сразу был против!
— Кто ж знал, — Нелли тяжело вздохнула. — Он вел себя вполне нормально, кадрил Ленку…
— Это я виновата, — прохлюпала Динь. — Тошенька из‑за меня так разозлился. Но я, честно, думала, что он тоже в меня влюби‑и‑ился!
Видимо, девушка обладала неиссякаемым источником слез. Очередные ручейки заструились по промытому руслу. Но успокаивать ее никто не спешил. Все немного подустали опекать плаксивую и пугливую библиотекаршу, к тому же доля правды в ее нытье была.
В общем, вечер, начавшийся так душевно, закончился плачевно.
— Пойдемте‑ка спать, — Вадим поднялся со своего места, — поздно уже.
