— Кто-нибудь наблюдает за ней?
— Да, она содержится в большом порядке.
Услышав это, Рене сделал движение удовольствия.
— Кто за ней ухаживает?
— Одна пожилая женщина, всегда в трауре, и красивый молодой человек: без сомнения, вдова и сын казненного.
— Они часто бывают здесь?
— Не проходит ни одной недели, чтобы они не приходили помолиться на его могиле.
Рене был все больше и больше доволен по мере того, как увеличивалась его надежда увидеться с теми, кого он искал.
— Почему вы думаете, что это вдова и сын казненного?
— А кто же может быть, кроме них?
— Не ходит ли с ними одна молодая девушка?
— Никогда.
— Вы в этом уверены?
— Совершенно уверен.
— Вы говорите, что они бывают каждую неделю, они приходят в какой-нибудь определенный день?
— Я не могу ответить наверняка, но мне кажется, что они приходят по четвергам.
— Утром или после полудня?
— Утром, между девятью и десятью часами.
— И всегда вместе?
— Прежде они всегда приходили вместе, но вот уже месяц, как пожилая дама приходит одна. Не знаю, уехал ее сын или болен, но, когда я ее встречаю, мне кажется, что она еще печальнее, чем прежде.
Сердце Рене сжалось от рокового предчувствия.
«Мадам Леруа приходила только с сыном, — подумал он, — неужели же Берта умерла? А теперь она приходит совершенно одна, какая причина может Абелю помешать сопровождать ее?»
Несколько минут он шел молча, тогда как герцог де Латур-Водье, может быть, невольно ускоряя шаги, подходил к ним все ближе и ближе.
Сторож повернул налево и скоро остановился перед группой высоких деревьев.
— Вот мы и пришли, — сказал он.
Между деревьями виднелся черный мраморный памятник, на нем было вырезано слово «Правосудие» и над ним — крест. Все буквы были окрашены внутри темно-красным; казалось, в мраморе виднелись капли застывшей крови. Эту могилу окружала простая решетка, которая вся была увешана венками иммортелей.
При виде этого печального уголка сердце Рене сжалось. Он преклонил колени, читая молитву, и мысли его невольно вернулись к далекому прошлому.
Он снова видел перед собой маленькую квартиру на Королевской площади, где Поль Леруа жил с прелестной женой и двумя малютками. Он слышал раздирающие душу рыдания, когда полиция вырвала из их объятий того, кто был для них всем на свете. Тюрьма, суд, эшафот промелькнули перед его глазами!
Он слышал глухой ропот толпы, видел окровавленную голову.
Смертельная бледность покрывала его лицо, и крупные слезы невольно катились из глаз.
Сторож с удивлением и любопытством глядел на него.
